причисление к лику блаженных. Вот и пойми это, кто может.
Люзанские агенты, переодетые в члаков (так называемые
лжеполовинники), будто бы прокрадываются в населенных курдлей.
Таковым вероломцам иногда удается спровоцировать беспорядки
среди субъектов, сосланных в задние области градозавра
(задопоселенцев); этот элемент ненадежный и ретроградный, по
причине своего местожительства. Особенно темен вопрос о
бешенстве курдлей: люзанцы объясняли его политическими
волнениями, а курдляндские официальные источники - саботажем. Я
долго не мог разобраться в этой сумятице, ибо не знал
политической доктрины члаков, а не знал я ее потому, что
какой-то болван-библиотекарь поместил весь раздел
"Нациомобилизм" вместе с "Автомобилизмом" - под рубрику
"Городской транспорт и Коммуникация"; я же искал ее под
рубриками "Доктрины Политические", "Политические Доктрины",
"Идеологии" и так далее. На нужную полку я наткнулся совершенно
случайно, когда мне понадобился тяжелый и толстый том в
качестве пресса: дело в том, что для большего удобства я иногда
снимал брюки и заметил, что они сильно помяты, а ходить в
Министерство с утюгом и гладильной доской было как-то не с
руки. Отнюдь не Председатель предложил идею нациомобилизма, или
державоходственности, но общественный деятель XVIII столетия
Ксарбаргсар, который описал идеальное государство как Всеобщее
Переплетение Счастливцев, сокращенно ВПС (этот мыслитель имел
несносную привычку сокращать предложенные им термины, так что в
конце концов пришлось взять листок бумаги, чтобы записывать все
эти сокращения, иначе просто голова кругом шла). Практическим
осуществлением своей теории Ксарбаргсар интересовался очень
мало, захваченный благостными видениями Рая на Энции, и лишь
его двоюродный брат Гагагакс открыл тождество идеального
государства с идеальным курдлем. В двух словах эта идея
заключалась в синтезе противоположностей - Натуры и Культуры;
члак создан силами Природы и потому лишь на лоне Природы может
чувствовать себя по-настоящему хорошо; однако же культура тоже
необходима ему, в противном случае он мало чем отличается от
животных. И как курдль, будучи сам животным, вне всякого
сомнения есть неотъемлемая часть Природы, и надо только его
окультурить, то есть заселить, преобразить его грубую
Животность, но не меняя его сути. Думаю, я верно излагаю мысли
этих двух выдающихся родственников, у которых позаимствовал
свою основополагающую идею Председатель. Снаружи природный,
внутри благородный, или облагороженный, курдль должен был стать
основной ячейкой государства еще и ввиду наличия почтенной
традиции, а именно обрядов, легенд и мифов, связанных с меграми
и члаками, с их ноевым ковчегом и так далее. Однако
основоположники нациомобилизма поставили дело на более реальную
почву, перевернув курдля с ног на голову, вернее, не самого
курдля, а отношения между ним и члаком. Прежде курдль был
высшим существом, а члаки чтили его как бога; поэтому следовало
его разбожествить, дабы отныне он сам служил члакам.
Результатом внедрения этой идеи в жизнь как раз и стали
градозавры, мокрополисы, топартаменты, градбища (пастбища для
градоходов) и так далее. Появились также, как это обычно
бывает, когда возвышенная идея соприкасается с шершавой
реальностью, различные сложности, не предусмотренные отцами
нациомобилизма, начиная с поносов и прочих недугов градоходов,
и полки целого библиотечного зала сгибались под тяжестью томов,
посвященных анализу имманентных и акцидентальных изъянов
державохождения. Трудов этих было столько, что у меня ныла
спина и трещал позвоночник от одного только таскания их
вверх-вниз по библиотечной лесенке. Тем не менее, твердо следуя
своему решению исследовать все до конца, я продолжал читать.
Тонкость и замысловатость рассуждений возбуждали уважение,
однако, хотя я ни разу не наткнулся на это слово, я все сильней
ощущал, что жить в курдле было _н_е_у_д_о_б_н_о_; но ни один
курдляндский теоретик никогда не сказал бы чего-либо подобного.
Они говорили о временных трудностях, связанных с недостаточной
вентиляцией, о неудовлетворительном качестве фильтров и
смрадоуловителей, о заболеваниях позвоночника, вызванных
необходимостью жить на корточках (в курдле трудно выпрямиться в
полный рост, особенно на низших должностях); но о том, чтобы
просто покинуть эти населенные внутренности, никто даже не
заикнулся. Это, должен сказать, немало меня удивляло, - какая
такая абсолютная необходимость заставляла их так мытарствовать?
Ответы на этот неизбежный вопрос лились сущим дождем из всех
трудов, которые я читал; говорилось о синтезе натуры и
культуры, о сочетании этих противостоящих друг другу начал и
ориентаций, и вздумай я изложить лишь главнейшие аргументы
поборников державоходственности, бумаги бы не хватило.
Возможно, думал я, они настолько привыкли, что иначе не могут;
с другой стороны, привычка как-то не вяжется со столь
неутомимым пропагандистским напором. Решив наконец, что эта
инопланетная загадка мне не по зубам, я отказался от
дальнейшего чтения в зале классиков. Председателю был отведен
весь следующий зал, но я только раз заглянул туда и немедленно
дал отбой. Имелся еще третий зал, так называемых Отщепенцев,
или ересиархов курдлизма; главным из них был казненный за свои
убеждения мудрец, имени которого ортодоксы не называли, а
именовали его либо Мерзейший Матец, либо Матейший Мерзец. Я
пролистал его основной труд в разделе запрещенной литературы и
благодаря этому узнал две вещи. Во-первых, имя этого отщепенца
не поддавалось транскрипции ни на один из земных языков,
поэтому в каталогах он фигурировал как Kinderlos, Sansenfants
или Бездетник, что будто бы передавало смысл, содержавшийся в
его курдляндском прозвище. Во-вторых, в ереси, которую он
проповедовал, я не смог усмотреть ничего ужасного и даже
особенно оригинального. Просто он предлагал ночью спать в
курдле, а днем выходить наружу, занимаясь кто чем хочет, и
именно это до глубины души возмутило правоверных курдлистов.
Хоть убейте, не знаю, почему эта банальная мысль привела их в
Скачать книгу [0.28 МБ]