если он принц и может приказывать совету, а совет добросовестно
исполняет его капризы, все равно результаты разойдутся с его
ребяческими ожиданиями, - например, захоти он летать.
Разумеется, он будет летать, но не по-сказочному, как он,
несомненно, себе представлял, не на ковре-самолете, но на
чем-нибудь вроде аэроплана, воздушного шара или ракеты,
поскольку даже наивысшая мудрость в силах осуществить только
то, что возможно в реальном мире. И хотя мечты этого сопляка
исполнятся, их исполнение каждый раз будет для него
неожиданностью. Возможно, в конце концов мудрецам удалось бы
растолковать ему, почему они шли к цели не тем путем, который
он им указал, ведь малыш подрастет и сможет у них учиться; но
среда обитания, которая умнее своих обитателей, не может
разъяснить им то, чего они не поймут, ведь они - скажем,
наконец, прямо - слишком глупы для этого. Эти отдаленные
последствия развития цифроники, венцом которой стала
шустроника, крайне болезненно бьют по самолюбию разумных
существ. Что делать! Чего хотели, того и дождались. Но не того,
чего по наивности опасались, - непослушания, бунта стальных
чудовищ, одичавших и охочих до власти компьютиранов и ужасных
компьютерищ, взявших людей в ежовые рукавицы, - а всего лишь
молекулярного экстракта разума, перемещенного из головы в
окружение и тысячекратно усиленного по дороге, разума, который
ведет себя точно так же, как пшеничное поле или сперматозоиды.
Он не является индивидуальностью, и если возникшие в ходе
борьбы за существование злаки, амебы или кошки заботятся о
самосохранении, то есть о себе, а людям служат лишь косвенно,
пшеница - в качестве пищи, кошки - для развлечения, то
ошустренная среда обитания заботится прежде всего о людях, а о
себе - в самой минимальной степени, ведь если бы она вовсе о
себе не заботилась, то вскоре перестала бы существовать, просто
распалась бы.
Можно ли управлять эволюцией шустров? Можно, конечно
можно, но не по чистому произволу, не как в голову взбредет,
подобно тому как можно выращивать разные сорта пшеницы, яровой
или озимой, но нельзя сделать так, чтобы из колосьев сыпались
дыни. А с шустрами возникает еще одна трудность: их эволюция
зависит от мипров (микропрограммирующих устройств), а мипры от
кодокодов (когерентно дозируемых кодов), а кодокоды не помню уж
от чего. Однажды пущенный в ход процесс до определенной, не
известной заранее степени развивается самостоятельно, словно
везущая седока упряжка лошадей, которые слушаются вожжей и
кнута и не показывают свой норов, но мчатся они все быстрее по
все менее и менее знакомой нам местности, - с той только
разницей, что коней все-таки можно поворотить, а цивилизацию -
вряд ли.
То есть: в принципе можно, конечно, - и люзанцы могли бы,
-отказаться от шустров, вернуться к природной среде обитания,
но это стало бы для них катастрофой, размеры которой невозможно
предугадать, катастрофой более страшной, чем если бы на Земле
взорвали все электростанции, сожгли библиотеки, разогнали
инженеров, ученых и медиков,
- стоит ли описывать последствия такого возвращения к Природе?
Днем я спал, а ночи просиживал в архивах МИДа. Я там
совсем неплохо устроился. В письменном столе я держал
кофеварку, сахар, мыло, полотенце, чашку, только ложечка
куда-то запропастилась, так что кофе приходилось мешать ручкой
зубной щетки, - я все время забывал принести новую ложечку,
бомбардируемый множеством фактов, которые даже не пробовал
упорядочить; но я заметил, что о высоких материях Энции уже,
пожалуй, кое-что знаю, зато о вещах обычных по-прежнему ничего,
ибо люзанские историки противоречили курдляндским, и наоборот.
Я сидел в самом центре большого города, но чувствовал себя
Робинзоном Крузо на необитаемом острове. Два дня я изучал
анатомию и мифографию курдля. У него огромные плавательные мехи
по обеим сторонам легких, и тот, кем курдль подавится, может в
них очутиться. Там будто бы хватает места для тридцати молодцов
с каждого боку. Говорят, когда-то курдлей дрессировали и
использовали в военном деле, наподобие боевых слонов. Некоторые
члацкие племена считали вулканы безногими курдлями; возможно,
отсюда и пошли легенды о пирозаврах - ведь вулканы дымят.
Любопытно, что даже в учебниках по анатомии то и дело
попадались дифирамбы Председателю, а сразу же после них -
диатрибы против люзанцев. Мифография была интереснее. Нашему
святому Граалю соответствовал святой курдль, а первые
космогонии члаков исходили из того, что космос устроен по
образу и подобию суперкурдля, или супердля. Верховный жрец,
возносивший к нему молитвы, имел сан курдинала. Много там было
и непонятного. Паладинов, отправившихся на поиски святого
курдля, называли желудочниками. Не искали же они курдля, сидя в
его желудке? Впрочем, стоит ли подходить к мифологическому
мышлению с обычными мерками? Я наткнулся даже на кучу рецептов
приготовления жареного горыныча, или жарыныча. С другой
стороны, никаких горынычей почти наверняка не было. Или тут мы
имеем дело с метафизикой пресуществления? Корешки уже
просмотренных книг я помечал мелом, чтобы не возвращаться к
ним. Мне и без того казалось, что я увязаю во всевозможных
глупостях и мелочах. Длинные ноги болотных чудовищ половинники
называли не конечностями, а бесконечностями. Некогда
существовала секта каудитов, или хвостистов, которые измеряли
длину хвоста курдля и предсказывали по ней, насколько удачной
будет охота. Что-то от этой традиции сохранилось, коль скоро по
сей день присваивается ученое звание доктора honoris caudae [в
уважение хвоста (по аналогии с honoris causa - в уважение
заслуг) (лат.)]. Но, в конце концов, это могла быть просто
опечатка. Председатель, как утверждают его апологеты, низвел
курдля с небес на землю в рамках обмирщения культуры, тем самым
сделав его доступным своим соотечественникам. Поскольку вулканы
считались безногими курдлями, вырывание ног означало
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида