пользу, и тут нет ничего удивительного и ничего нового, ибо,
как объясняет дидактор ТИТИПИК 84931109 в пособии для начальных
школ, чтобы съесть ржаную лепешку, не обязательно знать ни
историю возникновения ржи, ни способы ее выращивания, ни теорию
и практику хлебопечения, а нужно только вонзить зубы в лепешку
и баста. Итак, наука одела траур по самой себе, что, впрочем,
мало трогало люзанскую общественность; та, хотя и была обязана
науке расцветом цивилизации, все больше ругала ученых за этот
расцвет, а значит, и наукой была сыта по горло; теперь же,
слава Богу, похоже было на то, что никто уже не сможет
превозноситься над согражданами в качестве докторизованного
доцента, и это пришлось весьма по вкусу простому человеку с его
демократическими замашками. Разум не сдали в архив, но
гордиться им отныне можно было только частным образом, как
чистой и без веснушек кожей, которая, как известно, никаких
социальных привилегий не дает. Желающие, разумеется, могли
заниматься наукой по-старому, то было безвредное увлечение
вроде сооружения дворцов из спичечных коробков или запуска
воздушных змеев. Кажется и сегодня в Люзании хватает чудаков,
которые с энтузиазмом предаются этому ребяческому, в сущности,
занятию в тайной надежде открыть что-нибудь такое, что положит
конец всей шустронике, но это несбыточные мечты бедолаг,
которым не довелось родиться в стародавнее время, когда они,
наверное, стали бы местными Ньютонами или Дарвинами.
С упразднением традиционной науки и началось в
Несокращенных Штатах создание синтетической культуры, или
синтуры. Правда, тут мнения историков расходятся. (Историки
по-прежнему остаются людьми, то есть, хочу я сказать,
энцианами; ибо гуманистику автоматизировать не удалось, и не
потому, что она невероятно сложна, напротив: она настолько
противоречива и нелогична, в ней столько произвольных домыслов,
составляющих гордость научных течений и школ, что нельзя
препоручить ее логическим системам, - они реагируют на это
информационным запором или аллергической сыпью.) Одни,
например, Ктоттотц, утверждают, что синура была создана для
протезирования естественной культуры, которую придавило
насмерть всеобщее благоденствие; того же мнения придерживается
целый ряд синтурологов. Но другие, в частности, Тецьюпирр и
Квиксикокс, считают, что тут дело обстояло так же, как с
воздухом и пустотой: шустры проникали всюду, куда могли
проникнуть, то есть во все пустые места. Указанные авторы
называют это естественным градиентом эволюции искусственной
среды обитания; попросту говоря, культура, как и природа, не
терпит пустоты; а когда рушились социальные связи, добрые
нравы, обычаи, вековые барьеры религиозных и правовых запретов,
и каждый мог немедленно получить все, что угодно, - одно лишь
желание сохраняло смысл: делать ближнему то, что для него
неприятно и даже ужасно, поскольку ближний при этом
сопротивлялся, а сопротивление - пикантнейшая приправа и даже
главный деликатес там, где обладание любыми благами и услугами
утратило всякую ценность. Что легко дается, дешево ценится.
Если у тебя восемнадцать костюмов, может, и приятно ежедневно
менять их, но если у тебя их десять миллионов, это не дает
ничего, кроме хлопот. Только маленьким детям кажется, что было
бы чудно жить на горе из чистого шоколада. Насыщение кончается
болью в желудке. Так на вершине всеобщего благоденствия
возродилось состояние всеобщей угрозы: что за радость иметь все
и наслаждаться этим, если в любую минуту ты можешь получить
палкой по голове или очутиться в подвале субъекта, который
находит приятность в изощренном, сколько возможно,
мучительстве? Шустры отреагировали на эти перемены (ибо полиция
подверглась ошустрению очень рано); тогда-то синтура и взяла на
себя опекунско-защитные функции, а затем - патронат над всеми
живущими. Должен признать, что этот вопрос - о корнях синтуры -
показался мне самым необычным из всего, о чем я успел
прочитать. По-видимому (если судит по историческому опыту
люзанцев), когда в среде обитания появляются зачатки разума,
когда этот разум пересаживают из голов в машины, а от машин,
как некогда от мамонтов и примитивных рептилий, его унаследуют
молекулы, и молекулы эти, совершенствуя новые поколения
смышленых молекул, преодолеют так называемый порог Скварка, то
есть плотность их интеллекта настолько превысит плотность
человеческого мозга, что в песчинке поместится умственный
потенциал не доцента какого-нибудь, а сотни факультетов вместе
с их учеными советами, - тогда уже сам черт не поймет, кто кем
управляет: люди шустрами или шустры людьми. И речь тут вовсе не
о пресловутом бунте машин, не о восстаниях роботов, которыми
давным-давно, когда в моде была футурология для масс, пугали
нас недоучившиеся журналисты, но о процессе совершенно иного
рода и иного значения. Шустры бунтуют в точности так же, как
растущая в поле пшеница или микробы на агаровой пленке. Они
исправно делают, что им поручено, но делают это все лучше и
лучше и в конце концов начинают делать это так изумительно, как
никому не пришло бы в голову в самом начале. И ведь, казалось
бы, давно известно, что точный план человека, а заодно и
подрядчика, который осуществит этот план, содержится в
невидимой глазу головке сперматозоида, однако же никто не
допускал, что оттуда можно извлечь промышленную лицензию для
молекуляризации разума, - хотя каждый выпускник школы вроде бы
знал, что его мозг, прежде чем появиться на свет, целиком
умещался в невообразимо малой частичке отцовского сперматоцита.
А ведь это значило, что когда-нибудь эту технологию можно будет
применять в таком же массовом масштабе, в каком ядра производят
миллиарды и миллиарды живчиков, без какого-либо надзора,
планирования, без фабрик, конструкторских бюро, без рабочих и
инженеров, и так далее. И уж тем более никто не верил, что
какие-то шустры получат превосходство над людьми - не угрозами
и не силой, но так, как ученый совет, состоящий из дважды
профессоров, превосходит мальца в коротких штанишках. Ему не
понять их коллективной мудрости, как бы он ни старался. И даже
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида