профессор, что этого не хочет мое левое полушарие, которое сейчас обращается
к вам,-- но я по-прежнему ничего не знаю. Ведь я живу совершенно нормально
-- ем, хожу, сплю, читаю, только приходится следить за левой рукой и ногой,
потому что они затевают скандалы без всякого предупреждения. Я хочу узнать,
КТО подстраивает мне эти фокусы? Если мой мозг, то почему Я ничего об этом
не знаю?
-- Потому что полушарие, виновное в этом, безгласно, господин Тихий.
Центр речи находится в левом полушарии, в височной до...
На полу между нами лежали мотки проводов от множества аппаратов, при
помощи которых Макинтайр меня обследовал. Я заметил, что моя левая нога
начинает как бы играть этими проводами. Она намотала себе на щиколотку
толстый кабель в черной блестящей изоляции, чему я особого значения не
придал, и вдруг, дернувшись назад, потянула за кабель, который, оказывается,
обвивал ножку профессорского стула. Стул встал дыбом, а профессор грохнулся
на линолеум. Я мог убедиться, однако, что передо мною опытный врач и
владеющий собой ученый; поднимаясь с пола, он произнес почти совершенно
спокойно:
-- Ничего, ничего. Ради Бога, не беспокойтесь. Правое полушарие
заведует ориентацией в пространстве; неудивительно, что оно гораздо ловчее в
такого рода делах. Но я просил бы вас еще раз, господин Тихий, сесть
подальше от стола, от проводов и вообще от всего. Это облегчит нам беседу и
выбор подходящей для нашего случая терапии.
-- Я хочу только знать, где мое сознание,-- ответил я, сматывая провод
с ноги, что давалось мне нелегко -- та словно бы приросла к полу. -- Ведь
это, казалось бы, я дернул стул, а в то же время у меня не было такого
намерения. Так КТО же это сделал?
-- Ваша левая нижняя конечность, управляемая правым полушарием. --
Профессор поправил съехавшие очки, отодвинул стул чуть подальше, но после
некоторого раздумья не сел, а остался стоять, ухватившись за спинку стула. Я
подумал -- каким из полушарий, не знаю,-- уж не борется ли он с искушением
перейти в контратаку?
-- Так мы можем толковать до Судного дня,-- заметил я, чувствуя, как
напрягается левая сторона моего тела. На всякий случай я сплел ноги и руки.
Макинтайр, внимательно наблюдая за мной, продолжал дружеским тоном:
-- Левое полушарие доминирует благодаря центрам речи. Разговаривая с
вами, я разговариваю, следовательно, с левым полушарием, а правое может лишь
прислушиваться к нашей беседе. Речью оно владеет в очень незначительной
степени.
-- У других -- пожалуй, но только не у меня,-- возразил я, на всякий
случай придерживая правой рукой запястье левой.-- Оно у меня действительно
немое, но я, знаете ли, обучил его языку глухонемых. Сколько здоровья мне
это стоило!
-- Не может быть!
В глазах профессора появился блеск, который я уже видел у его
американских собратьев; я пожалел о своей откровенности, но было уже поздно.
-- Да ведь оно не владеет глагольными формами! Это доказано...
-- Ну и что? Можно и без глаголов.
-- Тогда, пожалуйста, спросите его, то есть себя -- то есть его, хочу я
сказать,-- что оно думает о нашей беседе? Сможете?
Волей-неволей я взял свою левую руку и начал ласково поглаживать ее
правой (это, я знал, хорошо помогает), а потом стал подавать условные знаки,
касаясь левой ладони. Вскоре ее пальцы зашевелились. Я следил за ними
какое-то время, после чего, стараясь скрыть свою злость, положил левую руку
на колено, хотя та и сопротивлялась. Разумеется, она тут же чувствительно
ущипнула меня за бедро. Этого следовало ожидать, но я не хотел устраивать
представление, сражаясь с самим собой на глазах у профессора.
-- И что же она сказала? -- спросил профессор, неосторожно высовываясь
из-за стула.
-- Ничего интересного.
-- Но я же отчетливо видел -- она подавала какие-то знаки. Или они были
не скоординированы?
-- Нет, почему же, прекрасно скоординированы, только это глупость.
-- Так говорите! В науке глупостей нет!
-- Она сказала: "Ты задница!"
Профессор даже не улыбнулся, до того он был увлечен.
-- Нет, правда? Тогда спросите ее, пожалуйста, обо мне.
-- Как вам будет угодно.
Я снова взял свою левую руку и пальцем указал на профессора; на этот
раз ее даже не пришлось особенно уговаривать -- она ответила моментально.
-- Ну, ну?
-- "И он задница".
-- Прямо так и сказала?
-- Да. Глаголы ей действительно не даются, однако понять можно. Но я
по-прежнему не знаю, КТО говорит. Пусть жестами, это ведь все равно. С вами
я разговариваю ртом, а с ней должен пальцами, как же все это понять? У меня
в голове есть и Я, и какой-то ОН? Если есть ОН, то почему я ничего не знаю о
нем и вообще не ощущаю его -- ни его переживаний, ни эмоций, вообще ничего,
хотя ОН в МОЕЙ голове и составляет часть МОЕГО мозга? Ведь он не снаружи.
Ладно бы еще обыкновенное раздвоение сознания, если бы все у меня там
перемешалось -- это я еще мог бы понять. Так нет же! Откуда он взялся, этот
ОН? Что, он тоже Ийон Тихий? А если даже так, почему мне приходится
объясняться с ним окольным путем, через руку, и получать ответы тоже
окольным путем, скажите на милость? Он -- или оно, если это полушарие моего
мозга,-- не на такое еще способен. Если бы он хоть был -- или оно было -- не
в своем уме! Ведь оно то и дело впутывает меня в скандальные истории.
Не видя больше нужды таиться от профессора, я рассказал ему об
инцидентах в автобусе и метро. Он был вне себя от любопытства.
-- Значит, только блондинки?
-- Да. Пусть крашеные, это не имеет значения.
-- А что-нибудь еще оно себе позволяет?
-- В автобусе -- нет.
-- А в другой обстановке?
-- Не знаю, не пробовал. То есть я не давал ему такой возможности. Или
ей, если угодно. Раз уж вам так интересны детали, добавлю, что несколько раз
я получал за это пощечины и был вне себя от ярости и смущения, ведь никакой
вины за собой я не чувствовал; а в то же время мне было почему-то забавно.
Но однажды я получил оплеуху по левой щеке, и тогда мне было совсем не
смешно. Я над этим задумался и решил, что могу объяснить, в чем тут дело.
-- Ну конечно! -- воскликнул профессор.-- Левый Тихий получал оплеухи
за правого, и именно это правого забавляло. А вот когда правому досталось за
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида