странно блеснул на солнце, словно на вогнутой поверхности скола что-то
микроскопически дрогнуло. Я не стал к нему снова притрагиваться, а
наклонился и долго разглядывал его, усиленно моргая, в уверенности, что это
только обман зрения, но с этим камнем и в самом деле творилось что-то
странное. Щербины на поверхности скола утрачивали блеск, да так быстро, что
через несколько секунд стали матовыми, а потом начали заполняться, словно из
глубины камня что-то выступало. Я не понимал, как это может быть: из камня,
казалось, начала сочиться полужидкая мазь, как смола из надреза дерева. Я
осторожно прикоснулся к ней пальцем, но она не была липкой, скорее
мучнистой, как гипс перед отвердением. Я взглянул на другой, большой обломок
и удивился еще больше. У него место разлома не только стало матовым, но и
несколько вспучилось. Однако я ничего не сказал Вивичу, а продолжал стоять,
расставив ноги, чувствуя спиной жаркое давление солнца, в нескольких метрах
над слегка волнистой, в белых полосах и пятнах теней равниной, и не отрывал
глаз от камня, с которым происходило что-то непонятное. Он рос, а точнее,
зарастал. Просто зарастал, и через несколько минут обе части, большая и
малая, та, которую я только что держал в руках, уже не подходили друг к
другу,-- они обе стали выпуклыми и превратились в неправильной формы куски
без всяких следов разлома. Я ждал, что будет дальше, но больше ничего не
происходило, словно просто затянулась шрамами рана, и все. Это было
невозможно и начисто лишено смысла, но это было. Припомнив, как легко
треснул этот камень, хотя удар по нему был не так уж силен, я осмотрелся в
поисках других. Несколько камней поменьше размером лежали на солнечном
склоне. Взяв лопатку, я сошел вниз и острием поочередно ударил по каждому из
них. Все они лопались, как перезрелые каштаны, сверкнув разломом нутра, пока
я не наткнулся на обычный камень, от которого саперная лопатка отскочила,
оставив только белесую царапину. Тогда я вернулся к разваленным надвое
камням. Они зарастали, в этом уже не было сомнения. В кармане-мешке на
правом бедре у меня был маленький счетчик Гейгера. Он даже не дрогнул, когда
я приблизил его к этим камням. Открытие было, по-видимому, важным: камни так
себя не ведут, значит, они не натуральные, а являются продуктом местной
технологии, и мне следует забрать их с собой. Я уже наклонился, чтобы взять
один из них, но вспомнил, что не могу вернуться на борт -- проект этого не
предусматривал. Химического анализа я также не мог сделать на месте, не имея
реактивов. Если бы я уведомил об этом феномене Вивича, начались бы длинные
разговоры, консультации, возбужденные селенологи велели бы мне торчать на
этой дюне, раскалывать, как яйца, другие камни, сколько удастся, и
наблюдать, что с ними происходит, а сами стали бы выдвигать все более смелые
домыслы, но я всем нутром чувствовал: из этого ничего не выйдет, ибо сперва
нужно понять, для чего такое явление предназначено, что за ним кроется; тут
я услышал голос Вивича, который заметил, что я ударяю лопаткой, но не
разглядел по чему. Видимо, изображение, передаваемое микропами, было
недостаточно резким. Я сказал, что ничего особенного, и быстро пошел дальше,
на ходу обдумывая случившееся.
Способность к заращиванию полученных в бою повреждений могла быть в
высшей степени необходима военным роботам, если бы они здесь были, но не
камням же. Неужели местные вооружения под надзором компьютеров начались со
стадии камня и пращи? Но если даже и так, на кой черт каменным снарядам
зарастание? Тут, не знаю почему, я вдруг подумал, что нахожусь здесь не как
человек, а как теледубль, то есть в неживом воплощении. А что, если развитие
лунных вооружений пошло по двум независимым направлениям: создания оружия,
атакующего все враждебное и мертвое, и другого -- атакующего все враждебное
и живое? Допустим, фантазировал я, что средства, поражающие мертвое оружие,
не могут одновременно или с равной эффективностью действовать на живого
неприятеля, а я наткнулся как раз на это второе оружие, приготовленное на
случай высадки человека. Поскольку я им не был, их мины -- предположим, что
мины,-- не почуяв живого тела внутри скафандра, не причинили мне вреда, и
вся их активность ограничилась заращиванием повреждений. Если бы
какой-нибудь земной робот-разведчик задел бы их ногой, он не обратил бы
внимания на их зарастание, ибо наверняка не был бы запрограммирован на
распознание столь удивительного и непредвиденного явления. Я же не был ни
роботом, ни человеком и потому заметил его. И что дальше? Этого я не знал,
но если в моей догадке был хотя бы атом правды, то следовало ожидать и
других мин, настроенных уже не на людей, а на автоматы. Теперь я шел
несколько медленнее: осторожно ступая, чувствуя неподвижное солнце за
спиной, переходил дюну за дюной; время от времени я встречал большие и малые
камни, но уже не разбивал их лопаткой, и не пинал ногами -- ведь если они и
вправду были двух разновидностей, дело могло кончиться плохо. Так я прошел
добрых три мили, возможно, чуть больше -- мне не захотелось вытаскивать
шагомер, который застрял в кармане на голени, таком узком, что только с
большим трудом я мог бы просунуть туда руку в перчатке,-- и, двигаясь дальше
в южном направлении, заметил какие-то развалины. Это не произвело на меня
особого впечатления -- на Луне много разрушенных скал, очертания которых
по игре случая выглядят как руины построек, и лишь вблизи обнаруживаешь, что
обманулся. Но все-таки я изменил направление и брел по все более глубокому
песку, ожидая, когда эти скалы примут свой настоящий, хаотический вид, но
ждал я напрасно. Напротив, чем ближе я подходил, тем явственней
вырисовывались частично разбитые и опаленные фасады низких строений; черные
пятна были не тенями, а отверстиями, хотя и не такими правильными, как
оконные проемы,-- и все же таких больших отверстий, к тому же расположенных
почти правильными рядами, никто в лунных скалах до сих пор не открыл. Песок
вдруг перестал проваливаться у меня под ногами. Сапоги стучали по
стекловидной шершавой массе, похожей на застывшую лаву, но это была не лава,
а, скорее, расплавленный и застывший песок, подвергшийся действию очень
высокой температуры. Думаю, что я не ошибся, потому что эта скорлупа
покрывала весь некрутой склон, по которому я поднимался, приближаясь к
руинам. Меня отделяла от них довольно высокая дюна, возвышающаяся над всей
местностью: взобравшись на ее вершину, я смог окинуть взглядом странные
развалины и тогда понял, почему не заметил их с орбиты. Они были заглублены
в грунт. Будь это и в самом деле остатки развалившихся домов, я сказал бы,
что щебень доходил до самых окон. С расстояния порядка трехсот метров это
напоминало хорошо знакомую по фотографиям картину: селение, возведенное из
камня и разрушенное землетрясением. В Персии, к примеру, находили такие
селения. С орбиты можно было бы его рассмотреть только вблизи терминатора,
там очень низкое солнце светило бы через эти будто простреленные или
полуобвалившиеся, словно взрывом деформированные оконные проемы. Я все еще
не был уверен, что это не просто скалы необычной формы, и пошел в их
сторону, но уже издали они мне настолько не понравились, что я вынул счетчик
Гейгера и время от времени поглядывал на его шкалу. Это было довольно
неудобно. Сходя с дюны, я даже ухитрился упасть, и потому подключил счетчик
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида