случившееся со мной, надиктовал это на диктофон, записки сжег, а теперь
закопаю и диктофон вместе с кассетами в герметичной банке -- под кактусом,
на котором я встретил улитку. Я говорю сейчас в диктофон, чтобы использовать
остаток ленты. Кажется, выражение "встретил улитку" не слишком удачно, хотя
почему -- не знаю. Ведь можно встретить корову, обезьяну, слона, а улитку --
вряд ли. Или тут дело в том, что встреченным можно считать лишь существо,
которое может тебя заметить? Пожалуй, нет. Не уверен, что улитка меня
заметила, хотя рожки у нее были вытянуты. Или все дело в размерах? Никто не
скажет "я встретил пчелу". Но можно встретить даже очень маленького ребенка.
И зачем это я трачу ленту на такие глупости? Банку я закопаю, а записки буду
вести при помощи шифра. Правое полушарие буду называть не иначе как "Оно",
или просто назову его "ИЯ". Вроде неплохо, ведь "ИЯ" --- это И Я, Я и Я,
хотя, может быть, это окажется не слишком понятно. Но лента кончается. Пора
за лопату.
..........................................................................
8 июля. Жара страшная. Все ходят в пижамах, а то и в плавках. Я тоже.
Через Грамера познакомился с двумя другими миллионерами, Струманом и
Паддерхорном. Оба меланхолики. Струману под шестьдесят, лицо обрюзгшее,
живот большой, ноги кривые, говорит шепотом. Можно подумать, что он хочет
открыть невесть какую тайну. Утверждает, будто пытаться вылечить его --
безнадежно. В последнее время его депрессия обострилась, а все потому, что
он забыл причину своих ужасных переживаний. У него три дочери. Все замужем,
занимаются свингингом* [здесь: смена сексуальных партнеров (амер. сленг)],
разные типы снимают это на пленку, которую ему приходилось выкупать за
немалые деньги, чтобы снимки не напечатали в "Хастлере"* [американский
журнал для мужчин]. Чтобы ему помочь, я спросил, не этим ли он озабочен, но
оказалось, что нет, к этому он уже привык. Впрочем, он признан невменяемым,
и хоть бы даже они занимались свингингом в зоопарке -- это уже заботы
опекунов. На кой черт я это записываю, не знаю. Голый миллионер -- фигура
невероятно неинтересная. Паддерхорн не говорит вообще ничего. Кажется, он
слился экономически с каким-то японцем и прогадал. Удручающее общество. Но
Гагерстайн, пожалуй, еще хуже. Без причины смеется и пускает слюни. Говорят,
эксгибиционист. Надо держаться подальше от этих мерзких людишек. Доктор Хоус
сказал, что завтра приедет человек, которому я могу доверять, как ему
самому. Он представится начинающим врачом-практикантом, но на самом деле это
этнолог, который пишет исследование о миллионерах с точки зрения социальной
динамики малых групп или что-то в этом роде.
9 июля. После отъезда Тарантоги я остался один с Хоусом, его
ассистентом и миллионерами, вяло передвигающимися по парку. Хоус сказал мне
с глазу на глаз, что предпочитает больше не исследовать степень моей
латерализации, ведь того, чего никто не знает, никто не может украсть.
Ассистент -- и в самом деле молодой этнолог. Он открылся мне под страшным
секретом, когда узнал, что я не богач. Он вел полевые исследования, хочет
изучать обычаи и духовную жизнь миллионеров так, как исследуют верования
первобытных племен. Хоус знает, что молодой человек не имеет ничего общего с
медициной, и, должно быть, поэтому взял его под свою опеку. С этнологом я
вечерами вел долгие беседы -- в малой лаборатории, за бутылкой виски
"Тичерс". Рюмками нам служили пробирки. Кроме Аделаиды, я познакомился еще с
несколькими крезами. В жизни не был я в такой скучной компании. Этнолог со
мною согласен. Это его угнетает -- он начинает догадываться, что собранных
материалов не хватит на монографию.
-- Знаете что,-- однажды сказал я, чтобы ему помочь,-- возьмите и
накатайте сравнительно-исторический трактат: "Богачи прежде и теперь".
Государственное меценатство или же меценатство крупных благотворительных
фондов -- явление совсем недавнее. Но уже в Древнем Риме были частные
меценаты. Покровители искусства. Ну, музы, и все такое. Да и позже разные
богачи и князья обеспечивали людям искусства -- артистам, художникам,
скульпторам -- неплохую жизнь. Как видно, они этим интересовались, хотя
нигде не учились. Зато вот эти,-- я показал большим пальцем назад, в окно,
выходившее в ночной парк,-- не интересуются ничем, кроме акций и чеков.
Думаю, я не покажусь нескромным, если скажу, что я довольно-таки известен. Я
получаю массу откликов на свои книги о путешествиях, но среди миллионов
читателей не нашлось ни одного миллионера. Почему? Больше всего их, кажется,
у вас в Техасе. Здесь таких трое. Они скучны даже в свихнувшемся состоянии.
Откуда это берется? Латифундии не оглупляли. Что же их оглупляет? Биржа?
Капитал? Каким образом?
-- Нет, тут дело не в этом. Те бывали, скажем, верующими. Хотели иметь
заслуги перед Господом Богом. Умерщвление плоти не привлекало их. Другое
дело -- построить собор, заплатить художникам, пусть изобразят нам "Тайную
вечерю" или "Моисея", воздвигнут что-нибудь этакое с куполом, который
переплюнет все остальные. В этом они видели свой интерес, господин Тихий,
только видели они его там,-- он указал на потолок, то есть на небо.-- А раз
уж одни меценатствовали, другие тянулись за ними. Это считалось хорошим
тоном. Князь, дож или магнат окружали себя садовниками, кучерами,
виршеплетами, художниками. У Луи XV имелся Буше, чтобы было кому
портретировать голых дам. Буше -- это, положим, третий класс, но что-то
после него осталось, да и после других художников тоже, а после тех кучеров
и садовников ничего.
-- После садовников остался Версаль.
-- Вот видите. А после кучера -- разве что кнут. Они ничего в этом не
смыслили, вот что я вам скажу, но видели в этом свой интерес. Теперь, в
эпоху специализации, это ничего бы им не дало... Что с вами? Сердце
прихватило?
-- Нет. Кажется, меня обокрали.
Я и в самом деле держался за сердце, обнаружив, что внутренний карман
моей куртки пуст.
-- Это невозможно. Здесь нет клептоманов. Вы, должно быть, оставили
бумажник у себя в комнате.
-- Нет. Когда я вошел, он был еще тут. Я как раз хотел показать вам
свою фотографию с бородой и даже нащупал бумажник в кармане, но не вынул.
-- Не может быть. Ведь мы здесь одни, а я к вам даже не приближался...
Смутная догадка мелькнула у меня в голове.
-- Вспомните, пожалуйста, возможно точнее, что я делал после того, как
мы вошли сюда.
-- Вы сразу сели, а я достал бутылку из шкафчика. О чем мы тогда
говорили? Ага, о Грамере. Вы рассказали об этой улитке, но я искал пробирки
и не видел, что вы делаете. Когда я повернулся к вам, вы сидели... нет, вы
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида