- Говорите с ним, говорите, - прошептал Шрей, обращаясь к Анне.
- О чем? - нерешительно спросила Анна,
- О чем хотите, - проворчал Шрей и еще ниже наклонился над светящимся
шаром.
Анна приблизила голову к колпаку. Я увидел лишь ее темный профиль на
светлом фоне.
- Юноша, ты слышишь меня, правда?
В хаосе переплетенных светящихся линий ничего не изменилось.
- Скажи мне, кто ты? Как тебя зовут? Ее голос на фоне монотонного гула
аппаратов звучал слабо. Этот вопрос мы задавали ему десятки раз, но никогда
не получали ответа; и теперь больной молчал, а яркие искры продолжали
двигаться по замкнутым кривым, колеблясь то вверх, то вниз. Анна задала
юноше еще несколько вопросов, напомнила о Ганимеде, звездоплавательной
станции, называла общеизвестные имена, но все это не вызывало никаких
изменений в движении световых точек.
Хотя до этого мне не часто приходилось присутствовать при таком
тщательном исследовании мозга, я вспомнил все, что слышал об этом на
лекциях: искры, непрерывно двигаясь по орбитам, к которым они словно были
привязаны, отражали жизненные процессы, происходившие в мозгу. Их ритмику и
симметрию не нарушали нерегулярные спиралевидные разряды, производившие
хаотическое впечатление, хотя они-то и показывали картину мышления. Будучи
студентом, я с трудом мог понять, как такие молнии, мечущиеся в беспорядке,
отражают кристаллически ясный порядок мышления.
Склонившись над черневшим во мраке плечом Шрея, я смотрел в глубь шара.
Кое-где он светился неравномерно: поток света как бы разбивался о невидимые
рифы и золотыми струями обтекал их, создавая туманные контуры волн и
водоворотов.
Наконец Анна, обескураженная, замолкла. Меня уже начала охватывать
усталость, вызванная неудобным положением: я сюял, сильно наклонившись
вперед. Шрей что-то глухо бормотал себе под нос, наконец крякнул и сказал:
- Довольно.
Казалось, Анна не расслышала его. И спустя секунду она в тишине,
нарушаемой, лишь гулом усилителей, задала больному вопрос:
- Ты кого-нибудь любишь?
Прошла доля секунды; вдруг световые точки, летавшие внутри шара,
вздрогнули. В темноте возник золотой фонтан, он засверкал, разметал
замкнутые орбиты и выстрелил вверх; казалось, что он пробьет стены
стеклянной тюрьмы. Потом свет опустился и погас, все приняло прежний вид, и
снова на экране было видно лишь, как в призрачном фосфорическом сиянии
стремительно носятся яркие искры.
Шрей выпрямился, выключил аппарат и включил верхнее освещение.
Ослепленный ярким светом, я закрыл глаза.
- Так, - сказал хирург, как всегда, словно разговаривал с самим собой.
- Моторная афазия... Тяжело повреждено около десяти полей...
Тут он подошел к Анне и, положив ей руки на плечи, сказал:
- Замечательно, девочка! Как это тебе пришло в голову?
Анна беспомощно улыбнулась:
- Не знаю. Я даже подумала, что это было глупо с моей стороны, потому
что нервные пути...
- Не глупо! Совсем не глупо! - прервал Шрей. - Нервные пути нарушены,
не правда ли? Но есть воспоминания, которые можно уничтожить лишь вместе с
человеком. Ты поступила замечательно! Не знаю, но...
Не окончив фразы, он подошел к койке и освободил лежащего. Юноша широко
раскрыл глаза с огромными зрачками - такими огромными, что они казались
двумя черными солнцами, скрытыми затмением и окруженными узким венчиком
серо-синего ореола. Эти глаза смотрели сквозь нас безразлично, неподвижно.
- Абулия... лобные поля... - бормотал Шрей. - Дело плохо, но ничего,
будем оперировать еще раз...
Местом, где регулярно встречались люди самых различных профессий и
групп, был спортивный зал. Я советовал всем систематически заниматься
гимнастикой и сам показывал пример другим, являясь через день на спортивные
занятия. Нашим тренером был друг Аметы - Зорин. Я так никогда и не узнал,
пилот ли он, занимающийся попутно кибернетикой, или же специалист по
кибернетике, который упражняется в пилотаже. Он говорил, что ему пришлось
столько поколесить по различным звездоплавательным станциям, что, выбившись
совершенно из ритма сна и бодрствования, он мог работать или спать в любую
пору дня и ночи. Зорин был настоящим атлетом; таким именно я представлял
себе Амету, когда еще не знал его. Самые сложные гимнастические упражнения
он выполнял без всякого напряжения. Во всех его движениях, в том, как он
подавал руку, во внешне тяжелой, но беззвучной походке таилась сонная,
кошачья грация, словно он и радовался, обладая таким великолепным телом, и
вынужден был непрерывно преодолевать его лень.
Мы все обожали его; он умел разжигать в нас какое-то детское
честолюбие. Я помню, как Рилиант по вечерам приходил в зал, чтобы отработать
какой-нибудь бросок, и трудился над этим несколько недель лишь ради того,
чтобы Зорин одобрительно кивнул головой.
Говорили, что Зорин был замечательным конструктором; его товарищи из
группы Тембхары часто рассказывали о чудесной интуиции, с которой он
предвидел самые отдаленные последствия того или иного решения проблемы.
Никто не знал, как и когда он работает, - он приходил к Тембхаре как гость,
проводил часок в лаборатории, брал тему и возвращался через два-три дня с
готовым решением. У него была удивительная память: он никогда не делал
заметок. Его просторный селенитовый комбинезон, испускавший голубоватый
свет, можно было неожиданно заметить в. одной из самых удаленных от центра
корабля темных галерей, где-нибудь близ ангара или на нулевой палубе; он
часто забирался туда один. Если же рядом с ним шагал кто-то, можно было
биться об заклад, что это был Амета. Они, казалось, вообще не разговаривали
друг с другом: каждый из них владел искусством молчания, которое меня всегда
так удивляло и даже тревожило, поскольку было мне совершенно чуждо. Иногда
они ходили по смотровой палубе, изредка обмениваясь между собой непонятными
никому словами - названиями кораблей или звездоплавательных станций - и
вновь молчали, словно обдумывая одну, совместно избранную ими тему.
К этому времени "Гея" достигла скорости девяноста тысяч километров в
секунду. На первый взгляд она продолжала висеть неподвижно среди звезд, и
лишь оттенки их света начали постепенно меняться в результате эффекта
Доплера; звезды, расположенные прямо по носу, сияли голубым светом, те же,
которые находились за кормой, становились все более красными. Чувствительные
аппараты, регистрировавшие эти изменения, вычисляли скорость полета,
Скачать книгу [0.29 МБ]
Пирамида