Земли-стеклянному глобусу диаметром в двадцать метров, освещенному изнутри
голубыми светочами. Мне показалось, что я слышу возгласы удивления и
восторга, какими наполняются астрокары при появлении близнеца Земли. Я
попытался отыскать глазами модели Юпитера и Сатурна, но они были слишком
далеки и терялись во мраке.
"Гея" долго висела над межпланетным парком, и я подумал даже, не
случилось ли что-нибудь. Потом я вспомнил, что астронавигаторы тоже были
когда-то детьми.
На третий день нашей жизни на "Гее", заглянув утром в пустую больницу и
побывав в операционном зале, я поднялся на лифте на пятую палубу, которую
шутя называли городом. Эта палуба представляла собой систему пяти
параллельных коридоров, ведущих в два больших зала. Лифт доставил меня в
один из этих залов, овальный, с цветником и белой мраморной скульптурой
посредине; в плавно закругляющейся стене открывалось пять входов; каждый из
них вел в просторный, похожий на улицу коридор, освещенный разноцветными
лампами; посреди коридора была расположена узкая полоса газона, на стенах
были нарисованы фасады домов. Только входные двери на этих картинах были
настоящие и вели в квартиры. Я пошел по коридору, освещенному лампами
лимонно-желтого цвета. Однако бесцельное хождение мне надоело, и я собирался
вернуться, как вдруг заметил в отдалении знакомую коренастую фигуру
Тер-Хаара. Мы обрадовались, встретив друг друга.
- Изучаешь "Гею"? - спросил он. - Прекрасно! Знаешь, как назывались
улицы в древних городах? По профессии их обитателей: Гончарная, Сапожная,
Кузнечная... Здесь перед тобой древний обычай в новом виде: здесь - Улица
физиков; зеленая - Улица биологов, розовая - Специалистов по кибернетике.
- А зачем разноцветное освещение? - спросил я. - . Похоже на какой-то
карнавал.
- С одной стороны, для разнообразия, а с другой - для облегчения
ориентировки. Так ты не заблудишься в нашем городе. Теперь тебе надо
познакомиться с людьми, а это дело более сложное.
Он стоял, слегка расставив ноги, и потирал подбородок.
- О чем ты задумался?
- Да вот думаю, куда нам раньше всего направиться.
Он взял меня под руку. Пройдя несколько шагов, мы остановились перед
рисунком, изображавшим домик под соломенной крышей, на которой сидел в
гнезде белый, аист и смотрел на нас, забавно согнув шею.
- Вот здесь живет Руделик, - остановившись, сказал Тер-Хаар. - Я хочу,
чтобы ты с ним познакомился поближе. Он того стоит.
- Это тот самый?..
- Да, знаменитый специалист в области атомной физики.
Он открыл дверь. Мы вошли в небольшую переднюю, в конце которой
находилась другая дверь. Историк пропустил меня вперед, я сделал еще шаг и
замер в изумлении.
Выделяясь на черном, усыпанном звездами небе, перед нами круто
поднималось нагромождение камней. прорезанное полосами мрака. За ним
возвышались холмы, опоясывавшие гигантской дугой горизонт, и совсем низко
над этой каменной пустыней висел тяжелый голубой диск Земли. Я сразу узнал
лунный пейзаж. Под ногами лежала скала, изрезанная мелкими трещинами; в
шести шагах от меня она обрывалась, как обрезанная ножом. Там, между двумя
скалами, свесив ноги в пропасть, удобно расположился молодой человек лет
двадцати с небольшим в сером домашнем костюме. Увидев нас, он приветливо
улыбнулся и встал.
- Где это мы находимся? - спросил я, обмениваясь с ним крепким
рукопожатием.
В это время Тер-Хаар приблизился к самому краю обрыва. Пейзаж,
открывающийся отсюда, был волшебным. Гигантскими ступенями опускалась стена,
покрытая черными ямами и шероховатыми скалами; дно пропасти, покрытое
мраком, было невидимо.
- Мы на северном скате Гадлея, - сказал Руделик, - отсюда открывается
самый лучший вид вон на ту стену.
И он, протянув руку, показал на освещенный солнцем обрыв, изрезанный
тонкими линиями оврагов. Над обрывом, наклонившись, нависла грибообразная
вершина.
- Неприступная, так называемая Прямая стена! - сказал я с невольным
уважением.
Во мне проснулось чувство альпиниста, вернее селениста, потому что я не
раз участвовал в восхождениях на лунные горы.
- К сожалению, пока - да, - с грустью сказал Руделик. - Я четыре раза
ходил туда с братом. Но все еще не сдаюсь.
- И правильно, - сказал я. - Там козырек, пожалуй, выступает метров на
тридцать?
- На сорок метров, - уточнил Руделик. - Теперь я думаю, что если бы
попытаться подняться в пятый раз вон там, где виднеется небольшое
углубление... Видишь?
- А может быть, оно упирается в тупик? - заметил я и хотел подойти
ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть это место, но физик с виноватой
улыбкой взял меня за руку.
- Дальше нельзя, а то набьешь шишку! - сказал он. Я остановился. Мы
ведь были не на Луне...
- Ну, и что ты тут теперь делаешь? - спросил я.
- Да ничего. Просто смотрю. Меня это место очаровало... Что же вы
стоите, садитесь, пожалуйста. Вот здесь, - указал он на выступ над
пропастью.
Мы последовали его совету.
- Хорошая у тебя квартира, - улыбнулся я, не отрывая взгляда от
первозданного лунного пейзажа, напоминавшего извержение вулкана, окаменевшее
в неподвижности и застывшее так навеки. - И мебель приличная, - добавил я,
постукав по скале, которая отозвалась, как ящик, гулким эхом.
Руделик коротко рассмеялся.
- Когда я был в последний раз здесь, вернее - там, - после недолгого
молчания продолжал он, - мне в голову пришла одна мысль. Потом я забыл ее и
подумал, что следует вернуться туда, где она впервые появилась: может быть,
она вновь придет в голову. Знаете, есть такая старинная примета...
- Ну, и что же?
- Мысль не появилась, но убрать этот вид мне было трудно... Однако,
кажется, уже пора?
Он наклонился над пропастью так, что я невольно ощутил противную дрожь
и протянул к нему руку. Вдруг весь лунный пейзаж исчез, словно на него
подули. Мы сидели в небольшой треугольной комнате на письменном столе,
свесив ноги вниз. В углу стоял математический автомат, покрытый эмалью
Скачать книгу [0.29 МБ]
Пирамида