горой, за той, стало быть, сударь, что возле вершинки с соколиком таким
наверху, Пестроциевой она зовется, потому что напоминает нам государя
пресветлого нашего, а та, с другой-то стороны, поприжатей, как, с
позволения вашей милости, ягодица к ягодице, зовется Смоляной, а пошло это
от того, сударь, что один раз...
- Не стоит про эти горы рассказывать, добрый человек, - прервал его
Клапауциус, - так вы говорите, той ночью что-то ухнуло. А что произошло
потом?
- Потом? А потом ничего уж, сударь, не произошло. Как ухнуло, так изба
пошла ходуном, а я так на пол с лежанки скатился. Да только мне это
нипочем, иной раз как дракониха о дом зад почешет, еще и не так
грохнешься; к примеру, взять Барбаронова брата, того даже в кадушку с
бельем тиснуло, они аккурат стирали, когда драконихе об угол потереться
захотелось...
- Ближе к делу, любезный, ближе к делу! - воскликнул Клапауциус. -
Итак, что-то ухнуло, вы свалились на пол, а что же случилось дальше?
- Да я ж вам, сударь, ясно сказал, что ничего не случилось. Если бы
что-нибудь было, так было б о чем говорить, а как ничего не случилось, так
и нет ничего стоящего, чтоб губами похлопать. Так я говорю, кум Барбарон?!
- Так оно и есть, кум староста.
Кивнув головой, Клапауциус зашагал прочь, а носильщики двинулись тем
временем вниз, сгибаясь под тяжестью драконьей дани; драколог догадался,
что они сложат ее в указанной драконом пещере, но выспрашивать подробности
не хотел, от разговора со старостой и его кумом змееборца прошиб пот.
Впрочем, еще раньше он слышал, как один из местных жителей говорил
другому, что дракон "такое место выбрал, чтоб и ему было близко и нам..."
Клапауциус шел быстрым шагом, выбирая путь по пеленгу индикатора
василисков. Этот прибор он повесил себе на шею; не забывал он также и о
счетчике, однако тот неизменно показывал ноль целых восемь десятых
дракона.
- Неужто я наткнулся на одного из дискретных драконов, черт подери? -
раздумывал Клапауциус, вышагивая, но ежеминутно останавливаясь, ибо лучи
солнца немилосердно жгли, а в воздухе стоял сильный зной; казалось,
поверхность раскаленных скал колышется; вокруг - ни листка растительности,
только нанесенная почва, спекшаяся в углублениях скал, и выжженные
каменные поля, тянущиеся к величавым вершинам.
Прошел час, солнце уже передвинулось на другую половину неба, а храбрец
все еще шагал по осыпям, перебираясь через гряды скал, пока не очутился в
области узких ущелий и трещин, наполненных холодной мглой. Красная стрелка
подползла к девятке перед единицей и, подрагивая, замерла.
Клапауциус положил ранец на скалу и принялся вытаскивать змеефузею,
когда стрелка быстро заколебалась. Он выхватил редуктор правдоподобия и
окинул быстрым взглядом окрестности. Стоя на скалистой гряде, драколог мог
заглянуть в глубину ущелья: там что-то передвигалось.
- Нет сомненья, это она! - подумал Клапауциус, ибо Эхидна - женского
рода.
"Быть может, именно по этой причине, - мелькнула у него мысль, -
чудовище и не требует девиц? Впрочем, в прежние времена она охотно их
принимала. Странно все это, странно, но сейчас важнее всего взять ее
получше на мушку, и тогда все кончится благополучно!" - подумал он и на
всякий случай еще раз сунул руку в мешок за дракодеструктором, поршень
коего втаптывает драконов в небытие. Клапауциус выглянул из-за края скалы.
По узенькой котловине, дну высохшего потока, серо-бурая, с запавшими,
словно от голода, боками передвигалась дракониха гигантских размеров.
Беспорядочные мысли пронеслись в голове Клапауциуса. Может, аннигилировать
драконессу, изменив знак драконьей матрицы с плюса на минус, в результате
чего статистическая вероятность недракона одержит верх над драконом? Но
это очень рискованно, если учесть, что малейшее отклонение может привести
к катастрофической разнице в результатах; иногда в такой переделке вместо
недракона получался неодракон. Сколь многое зависит всего лишь от одной
буквы! К тому же тотальная депробабилизация сделала бы невозможным
исследование природы Эхидны. Клапауциус заколебался, перед его мысленным
взором возник нежно любимый образ огромной драконьей шкуры в кабинете,
между окном и библиотекой; однако предаваться мечтам не оставалось
времени, хотя иная возможность - подарить экземпляр со столь
специфическими наклонностями дракозоологу - и промелькнула в голове
Клапауциуса, когда он опускался на колено; конструктор успел все же
подумать, какую статейку удалось бы опубликовать в научном журнале на базе
хорошо сохранившегося экземпляра, поэтому он переложил фузею с редуктором
в левую руку, а правой схватил главомет, заряженный антиголовой,
старательно прицелился и нажал на спуск.
Главомет оглушительно рявкнул, жемчужное облачко дыма окутало ствол и
Клапауциуса, так что тот на мгновение потерял чудовище из виду. Однако дым
тотчас рассеялся.
В старых небылицах рассказывается много ложного о драконах. Например,
утверждается, что драконы имеют иной раз до семи голов. Этого никогда не
бывает. Дракон может иметь только одну голову - наличие двух тут же
приводит к бурным спорам и ссорам; вот почему многоглавцы, как их называют
ученые, вымерли вследствие внутренних распрей. Упрямые и тупые по своей
природе, эти монстры не выносят ни малейшего противоречия; вот почему две
головы на одном теле приводят к быстрой смерти, ведь каждая из них,
стараясь насолить другой, воздерживается от приема пищи и даже
злонамеренно прекращает дыхание - с вполне однозначным результатом. Именно
этот феномен использовал Эйфории Сентиментус, изобретатель антиглавой
пищали. В тело дракона вбивают выстрелом миниатюрную, удобную электронную
головку, тут же начинаются скандалы, раздоры, а в результате дракон,
словно параличом разбитый, одеревенев, торчит на одном месте сутки,
неделю, иногда месяцы; иногда истощение одолевает дракона только через
год. В это время с ним можно делать что угодно.
Однако дракон, подстреленный Клапауциусом, вел себя по меньшей мере
странно. Он поднялся, правда, на задние лапы, издавая рев, коим вызвал
щебневый оползень на склоне, и стал бить хвостом о скалы, наполнив запахом
высекаемых искр все ущелье, а после этого почесал себя за ухом, кашлянул и
преспокойно двинулся дальше, разве что более быстрой трусцой. Не веря
собственным глазам, Клапауциус помчался по скалистой гряде, стараясь
сократить путь к устью высохшего потока, - теперь уж не какая-то научная
работенка, не пара-другая статей в "Трудах института драконов" мерещилась
ему, а по меньшей мере монография на меловой бумаге с портретами дракона и
автора!
У поворота теоретик присел за скалу, приложился глазом к
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида
