именно такое изматывающее усилие. Я раз-водил перед собой спутавшиеся ветки
сосенок, иногда забирался в самую их гущу и шел дальше. Иглистые кисти
стегали меня по лицу, по груди, цеплялись за одежду, пальцы стали липкими от
смолы. Неожиданно на открытом месте налетел ветер, навалился на меня из
темноты, неудержимо бил, свистя где-то высоко, где, по моим догадкам, был
перевал. Потом меня опять окружил сосняк, в нем как бы застыли невидимые
островки теплого воздуха, насыщенного терпким сосно-вым ароматом. На пути
вырастали неясные преграды, наносные камни, пятна уползающего из-под ног
щебня. Я шел уже несколько часов, а все еще чувствовал в се-бе запас сил,
достаточный, чтобы привести человека в отчаяние. Балка, ведущая к невидимой
седловине, а может быть, к вершине, сузилась настолько, что на фоне неба
были видны сразу оба ее склона, высокие, закрывающие звезды.
Давно уже осталась внизу полоса тумана, но эта холодная ночь была
безлунной, а звезды давали мало света. Тем сильнее удивился я, увидев вокруг
себя и над собой беловатые продолговатые пятна. Они лежали во мраке, не
освещая его, словно еще днем набрав-шись блеска; только первый сыпкий хруст
под нога-ми дал мне понять, что я вступил на снег. Снег тонким слоем
покрывал почти всю остальную часть очень кру-того склона. Я, наверно,
промерз бы до костей, пото-му что был легко одет, но неожиданно ветер стих,
и тем ясней раздавался в воздухе отзвук, с которым при каждом шаге я
пробивал снежную скорлупу, провали-ваясь до середины икр.
На самом перевале снега почти не было. Над щеб-нем черными силуэтами
торчали голые валуны. Я оста-новился и посмотрел в сторону города. Его
закрывал склон горы, и только тьма, рыжеватая, разреженная блеском его
огней, выдавала то место, где в долине лежал город. Надо мной дрожали
звезды. Я сделал еще несколько шагов и опустился на седлообразный камень.
Под ним собралось немного снега. Теперь я не видел даже слабых отсветов
городского зарева. Пе-редо мной во тьму врезались горы, призрачные, с
вер-шинами, запорошенными снегом. Внимательно вгля-девшись в восточный край
горизонта, я заметил узкую серую полоску, размывающую звезды, -- начало
но-вого дня. На ее фоне вырисовывалась вертикальная, разрезанная пополам
грань. И вдруг во мне что-то дрогнуло; бесформенный мрак снаружи -- или
внутри меня? -- перемещался, отступал, изменял пропорции; я был так поглощен
этим, что на мгновение как бы по-терял зрение, а когда оно вернулось, я уже
видел иначе. Восточный край неба едва серел над полной мрака долиной, еще
сильнее подчеркивая черноту тем-ного отрога, но я мог бы на ощупь показать
каждый его излом, каждую выбоину; я знал, какая картина от-кроется мне днем,
потому что это было начертано во мне навсегда и накрепко. Это была та
невероятная вещь, которой я желал, которая оставалась нетронутой, в то время
как весь мой мир распался и погиб в полуторавековой пасти времени. Здесь, в
этой доли-не, я провел годы детства -- в старом деревянном до-мике на
противоположном, травянистом склоне Ловца Туч. От развалины, наверное, не
осталось и следа, по-следние балки давно сгнили и превратились в прах, а
скалистый хребет стоял, неизменный, словно ожидал этой встречи; может быть,
неясное, подсознательное воспоминание привело меня ночью именно на это
место?
Вся моя слабость, которую я так отчаянно подав-лял сначала притворным
спокойствием, потом исступ-ленным подъемом в горы, вдруг, будто
освобожденная потрясением, хлынула на меня. Я наклонился и, не стыдясь дрожи
в пальцах, глотал снег, и его тающий на губах холод не утолял жажды, но
усиливал мою трезвость. Я сидел так и ел снег, теперь уже только ожидая
первых лучей солнца, которые должны были подтвердить мою догадку. Задолго до
того, как оно взошло, с высоты, с медленно гаснувших звезд спусти-лась
птица, сложила крылья, сразу уменьшилась и. присев на наклонившемся обломке
скалы, начала при-ближаться ко мне. Я застыл, боясь ее спугнуть. Она обошла
вокруг меня и удалилась, а когда я подумал, что она не заметила меня,
вернулась с другой сторо-ны, обойдя камень, на котором я сидел; мы долго
смотрели друг на друга, наконец я тихо сказал:
-- Откуда ты тут взялась?
Видя, что она не боится, я опять принялся за снег. Она наклонила
головку, вглядываясь в меня черными бусинками глаз, неожиданно, словно
насмотрелась до-сыта, расправила крылья и улетела. А я, опираясь о шершавую
поверхность камня, скорчившись, замерз-ший, ждал рассвета, и вся эта ночь
возвращалась в бурных, отрывочных воспоминаниях -- Турбер, его слова;
молчание -- мое и Олафа; вид города; красный туман и просветы в нем,
образованные воронками ог-ней; горячие потоки воздуха; висящие площади и
ал-леи, фужерники с огненными крыльями; не совсем вразумительный разговор с
птицей на поляне и то, как я жадно глотал снег, -- все эти картины были и
одновременно не были, как иногда во сне; они были напоминанием и умолчанием
о том, чего я не смел затронуть, потому что все время пытался найти в себе
согласие с тем, с чем не мог согласиться. Но это было раньше, именно как
сон. Сейчас, трезвый и чуткий, ожидая дня, в воздухе, почти серебряном от
рассвета, видя, как медленно возникают, выплывают из ночи суровые горные
стены, ущелья, осыпи, будто молча-ливо подтверждая реальность возвращения, я
впервые сам -- не чужой на Земле, уже подвластный ей и ее законам -- мог без
возмущения, без обиды думать о тех, кто улетает за золотым руном звезд...
Снега вершины зажглись золотом и белизной, она стояла над долиной,
залитой лиловым сумраком, мощ-ная и вечная, а я, не закрывая глаз, полных
слез, преломляющих ее свет, медленно встал и начал спус-каться по осыпи на
юг, туда, где был мой дом.
Last-modified: Sun, 22 Oct 2000 14:58:48 GMT
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида