близки к решению загадки?
- Решение загадки вовсе не кажется мне таким близким...
Остальные собрались вокруг нас и оглядывали в бинокли огромную каменную
пустыню. Арсеньев опустил индукционный аппарат к земле и водил вокруг себя
его устьем.
- Труба, кажется, действительно опускается туда, к этому шару, - сказал
он. - Но слышимость очень плохая, мешает магнетит...
Высокие осыпи железной руды, начинаясь от ущелья, покрывали склон
суживающимся книзу клином. Далее камни становились светлее, как и по всей
долине. Арсеньев вскинул аппарат на спину и прикрепил его к широкому
плечевому ремню.
- Ну что ж, пойдемте... Ведите, пилот!.
Чем ниже мы спускались, тем хаотичнее становилось окружение. Камни,
выскальзывая из-под ног, увлекали с собою другие. Оглянувшись, я уже не
увидел вертолета: он скрылся в глубине ущелья.
Склон становился круче, и идти было все труднее. Камни летели вниз от
одного прикосновения. Один раз большая груда их стремительно рухнула
вместе со мной, но я успел отскочить в сторону, на плиту, опирающуюся о
ребро склона. Утомительный спуск затягивался. Мы уже миновали нижнюю
границу магнетитов, и вся поверхность осыпей мерцала теперь мелкими
кварцевыми искорками, словно шевелилась.
- Постойте-ка, - сказал Арсеньев и снова взялся за аппарат, направляя
его вертикально к земле.
- Труба недалеко, но... - Не договорив, он подошел и подал мне кабель.
Я включил его - и вздрогнул: таким близким и сильным было это равномерное
гуденье. Арсеньев взглянул вверх, словно определяя расстояние, отделяющее
нас от ущелья, и двинулся вперед. Белый Шар постепенно приближался. Трудно
было определить его высоту: слева торчали четыре скалистых шпиля, справа
сгрудились остроконечные обелиски, окруженные выветрившимися обломками.
Между нами и шаром темнел узкий залив. Воды озера вдавались тут в сушу
черным языком, вонзавшимся в крутые осыпи. Противоположный берег был
покрыт растрескавшимися каменными глыбами и мрачно сверкавшими, вставшими
почти дыбом плитами. Вдруг астроном остановился.
- Белый Шар говорит... - глухо произнес он.
Индукционный аппарат больше был не нужен: радиоприемник в шлеме гудел
низким нарастающим звуком. Я поспешил вслед за Арсеньевым. Он, карабкаясь
по глыбам, первый достиг залива и, не колеблясь, вошел в воду. Он шел все
дальше, но вода доходила только до груди. Достигнув противоположного
берега, покрытого покатыми плитами, мы помогли друг другу выйти.
Поднявшись на возвышенность, мы снова увидели Белый Шар; его
куполообразные сводчатые стены отбрасывали на поверхность осыпей легкую
тень. Склон привел нас к полуразрушенным каменным шпилям. За последним из
них было ровное, усыпанное мелким щебнем пространство. Белый Шар уже
нельзя было охватить взглядом: он стоял над нами, как выпуклая гладкая
стена. Мы подошли вплотную, и я прикоснулся к белой поверхности. Сердце у
меня сильно билось. Поднял голову: шар высился, как безмолвная,
неподвижная масса. Я прислонился к нему спиной. Вертолета не было видно:
далеко, над осыпью, по которой мы спускались, темнело среди скал устье
ущелья.
- Гуденье все усиливается, - заметил Райнер. - Не лучше ли отойти?
Арсеньев взглянул на указатель радиоактивности.
- Излучений нет, но думаю, что...
Он не договорил. Черное устье ущелья, на которое я как раз смотрел,
вдруг ярко вспыхнуло. Оттуда донесся протяжный грохот. Снова блеснуло и
загремело, потом из ущелья густыми клубами повалил дым. Он медленно поплыл
над склоном.
Никто из нас не сказал ни слова. С минуту мы стояли, вглядываясь в
дымящее устье ущелья. Наконец астроном перебросил аппарат через плечо и
оглядел всех нас поочередно.
- Кажется... мы будем ночевать не в ракете... - произнес он и
направился к заливу.
Обратный путь занял почти два часа. С колотящимися сердцами, задыхаясь,
обливаясь потом, мы почти бегом кинулись в ущелье, встретившее нас глухим
молчанием. Здесь было гораздо прохладнее, чем в долине. Один за другим мы
карабкались на глыбы, пробегали по зыбким пластам, перескакивали с камня
на камень, пока не вышли к месту своей посадки. Стены ущелья были
закопчены, еще тлели обугленные куски, обломки конструкций, капли
расплавленного необыкновенным жаром металла. У самой моей ноги блеснуло
что-то серебристое: опора шасси вместе со своим болтом, разорванная на
клочки, как бумажка...
Арсеньев окинул быстрым взглядом эту картину уничтожения, потом опустил
индукционный аппарат и долгое время вслушивался.
- Вот как приходится расплачиваться за глупость, - сказал он, закинул
аппарат на спину, отвернулся и начал спускаться вниз. Мы шли по крутым
камням, не обменявшись ни словом. Шаги гулко отдавались в тишине,
нарушаемой только шорохом осыпающегося щебня.
Невдалеке за устьем ущелья Арсеньев остановился у большой ровной плиты,
подпертой несколькими острыми глыбами. Получался как бы созданный самой
природой стол.
- Пятнадцатиминутная остановка и совещание, - объявил он. - Отдаете ли
вы себе отчет в том, что произошло?
С этими словами он достал карту из внутреннего кармана скафандра и
разложил ее на камне. Что касается меня, то я не понимал ничего. В голове
был полнейший хаос. Я знал одно: произошла катастрофа, последствий которой
нельзя себе даже представить. Мы потеряли вертолет, аппараты, провизию. У
нас остался только скудный рацион консервов на каждого, небольшой запас
воды и столько кислорода, сколько помешается в баллонах скафандров. Кроме
того, у Солтыка был ручной излучатель, а у меня моток веревки. Вот и все.
- Не допускаете ли вы, профессор, что это было... нападение? - медленно
спросил Солтык.
- Нет. Думаю, что в значительной мере виноваты мы сами.
- Но как, почему? - вскричал я.
Арсеньев не ответил.
- Взорвалось горючее в баках, - размышлял вслух Райнер. - Но это было
только началом. Если связать катастрофу с этим гуденьем, которое было
слышно возле шара... Да, да, труба!
- Значит, магнитное поле? - спросил Солтык.
- Да, и огромной силы... За доли секунды должны были развиться миллионы
гауссов!
Что-то начало для меня проясняться, но я еще не мог объединить эти
Скачать книгу [0.25 МБ]