учеными встретился впервые несколько месяцев назад в Ленинграде, на
предварительной технической подготовке. Я заковылял по глубокому песку к
небольшой группе людей, стоявшей у стенки "Космократора"; когда меня
отделяло от них всего шагов сто, я подумал, что со стороны моя робость
могла бы показаться смешной, - я чувствовал что-то вроде трепета, но не
перед полетом на Венеру, а перед незнакомыми людьми, которые должны были
стать моими спутниками в трудном и опасном полете. Вполне меня поймет
только тот, кому приходилось с кем-нибудь вдвоем попадать в такие
обстоятельства, при которых, как говорится, человека подвергают испытаниям
на сжатие и растяжение: например, в трудном восхождении, когда приходится
то страховать товарища, то самому страховаться. Слова "полагаться на
другого, как на самого себя" получают свое подлинное значение только
здесь, на конце соединительной веревки.
Официальное прощание с экспедицией состоялось неделю назад. Я на нем не
присутствовал, так как выполнял формальности, связанные с моим отчислением
из летного состава. Сейчас на этом уцелевшем кусочке пустыни, среди
песков, под бледным небом, стояло всего десятка два людей: родственники
отлетающих, президент Академии наук и несколько ее членов. Меня никто не
провожал: мать умерла два года тому назад, отец не мог выехать из
Пятигорска, - и меня охватило чувство одиночества. Но в это мгновение
послышался шум самолета. Машина, на которой я прилетел, снижалась. Над
самой ракетой летчик послал мне последнее воздушное приветствие, покачав
крыльями. Я стоял, всматриваясь в исчезающий самолет, когда ко мне подошел
Арсеньев. Он подал мне руку, а потом вдруг притянул к себе.
- Наконец-то ты здесь, человек с Канченджонги! - сказал он, а я мог
ответить ему только улыбкой.
Старт был назначен на час дня. Для того чтобы быстрее миновать
атмосферу, нам предстояло взлететь с огромной скоростью. Выбор пал на этот
безжизненный клочок земли, так как вырывавшиеся из ракеты атомные газы
могли бы вызвать опасные опустошения.
Поздоровавшись со всеми, я пошел с инженером Солтыком на носовую часть
корабля, чтобы в последний раз проверить мой разведочный самолет. Вскоре,
однако, меня оторвали от этого занятия: около ракеты, на песчаном холме,
состоялось прощание. Не было произнесено никаких речей, только несколько
скупых слов. Мы подняли бокалы с золотистым южным вином, а потом уже с
входной платформы смотрели, как гусеничные машины увозят остающихся на
Земле за пределы взлетной площадки. Мы вошли внутрь. Перед тем как закрыли
шлюз, я обернулся еще раз: и хотя пустынный пейзаж был чужим для меня, я
вдруг почувствовал, что крепко с ним связан, и что-то стиснуло мне горло.
Пустыня была сейчас совершенно безлюдна, но я знал, что в нескольких
километрах за горизонтом расставлены широким кругом радарные станции,
чтобы захватить корабль в пучки своих волн и сопровождать его всю дорогу.
Мы вошли в Централь, и тут Солтык принял командование. Мы улеглись в
откинутые кресла, привязались поясами, и началось то, чего я терпеть не
могу: ожидание. Стрелка указателя толчками отмечала четверти секунды.
Наконец Солтык, лежавший у самого "Предиктора", сжав руками рукоятки, на
мгновение обернулся к нам. Он улыбался. Это была его минута, - минута, о
которой он мечтал! Стрелки на указателях доползли до своих мест. Солтык
нажал красную кнопку, все лампочки на панелях зажглись - и началось!..
Сначала короткий гром. Это работали вспомогательные
кислородно-водородные ракеты. Корабль, тяжело зарываясь в песок,
поднимаясь и опадая, как громадный плуг, толкаемый взрывами, неровно и
неуклюже сдвинулся с места. Потом взрывы участились. Мы почувствовали
страшные толчки, удары о грунт, подскакивания и падения: нас бросало во
все стороны, хотя мы и были привязаны эластичными поясами.
Вдруг раздался протяжный певучий звук. Толчки прекратились, зато с
каждой секундой тело мое становилось все тяжелее. Я не спускал глаз с
круглого экрана, стоявшего передо мной, и видел как бы узкий блестящий
кантик - бок ракеты, внизу мчащиеся пески - все это мигало и дрожало, как
листки мятого целлофана. Это были слои воздуха, сгущавшиеся перед кораблем
во время его движения, - зрелище, знакомое мне по полетам на наивысшей
скорости.
Видеть становилось все труднее. Страшная сила толкала меня вглубь
мягкого кресла, наливая незримым свинцом суставы, вдавливаясь в каждый
мускул и нерв, так что дыхание стало с шумом вырываться из груди, словно
придавленной грузом в сотню килограммов. Я скосил глаза в сторону. Все
лежали так же беспомощно. На шкалах прыгали огоньки, а сквозь весь корпус
ракеты мощным потоком несся тот певучий звук, с которым атомные газы
вырываются в пространство.
Это продолжалось долго, так долго, что пот, выступивший на лбу, начал
струиться между бровями. Я хотел вытереть его, но не мог поднять руку. В
этот момент Солтык нажал какой-то рычажок, и вдруг сделалось легко. Я
взглянул на часы. Мы летели уже шестнадцать минут. То, что лежало под нами
внизу, не знаю, как назвать. Это не была Земля - та плоская, бесконечная
равнина с тонкими линиями дорог и рек, так много раз виденная мною с
самолета. Казалось, небо и земля поменялись местами. Вместо легкого синего
купола над нами зияла плоскость, на которой тлели еле заметные звезды, а
внизу простиралось что-то, не похожее ни на что, когда-либо мною виденное,
- бесформенное, желто-бурое, выпуклое. На этой словно в бесконечность
простирающейся груде темнели неопределенные пятна, и больше всего
бросались в глаза торчащие белые клочья, неподвижные, словно наклеенные на
ее поверхность куски белой ваты.
Я решил обратить на них внимание Солтыка; он, взглянув на экран,
сказал: "Это облака" - и снова вернулся к своим указателям.
Я понял. Да, это были облака, плывущие над планетой, но их высота была
ничтожной по сравнению с высотой, на которой сейчас находились мы.
Присмотревшись, можно было кое-где заметить крошечный белый клочок, бывший
в действительности облаком величиной в несколько километров. Теперь мы
летели - как показывали светящиеся экраны "Предиктора" - по эллипсу: по
траектории искусственного спутника Земли. Это тянулось, вероятно, с час, в
течение которого под нами прошла третья часть планеты. Вот кончилась
многоцветная равнина Китая, исчезла суша. Мы летели над Тихим океаном.
Выпуклая поверхность воды черно-стального цвета, похожая на матовый
полированный металл, представляла собой необычайное зрелище.
Когда показались берега Америки, Солтык снова нажал на красную кнопку,
опять раздалась протяжная песнь двигателей, и "Космократор", подняв нос к
черному небу, помчался прочь от орбиты, описанной им вокруг Земли. До
полуночи продолжался такой полет, крайне мучительный из-за постоянно
меняющихся ускорений. Ракета, давно уже выйдя из атмосферы, все еще
боролась с земным притяжением. Работа двигателей не прекращалась ни на
Скачать книгу [0.25 МБ]
Пирамида