Америке они так же неуместны, как честные люди в бенгелской каторжной
тюрьме. Затем старого негра угораздило найти под деревом цепи и колодки,
сброшенные, очевидно, каким-то бежавшим невольником. И наконец, где-то
невдалеке зарычал лев. Согласись сам, не мог же я их уверить, что это
мурлычет домашняя кошка! Мне оставалось только вскочить в седло и ускакать.
-- Понимаю, -- ответил Негоро. -- И все же я предпочел бы, чтобы они
забрались еще хоть на сотню миль в глубь страны.
-- Я сделал все, что мог, милейший, -- возразил Гэррис. -- Кстати
сказать, хорошо, что ты шел в почтительном отдалении от нас. Они как будто
догадывались о твоем присутствии. И знаешь, там была одна собачка-- Динго...
Она как будто не особенно расположена к тебе. Что ты ей сделал? -- Пока еще
ничего, -- ответил Негоро, -- но в скором времени обязательно всажу ей пулю
в башку.
-- Такой же гостинец и ты получил бы от Дика Сэнда, если б он заметил
тебя на расстоянии выстрела. Я должен признаться, "мой юный друг" --
замечательный стрелок. И в своем роде он молодчина.
-- Каким бы молодцом он ни был, Гэррис, он дорого заплатит за свою
дерзость, -- ответил Негоро; лицо его выражало неумолимую жестокость.
-- Хорошо, -- прошептал Гэррис, -- видно, ты, мой дорогой, остался
таким же, каким я тебя знал. Путешествия не испортили тебя!
После минутного молчания американец снова заговорил.
-- Кстати, Негоро, -- сказал он, -- когда мы с тобой так неожиданно
встретились недалеко от места крушения корабля, у устья Лонги, ты успел
только попросить меня завести этих милых людей как можно дальше в глубь
воображаемой Боливии. Но ты ни словом не обмолвился о том, что делал
последние два года. А два года в нашей бурной жизни -- долгий срок,
приятель. С тех пор как старый Альвец послал тебя из Кассана во главе
невольничьего каравана, о тебе не было никаких вестей. Признаться
откровенно, я думал, что у тебя были неприятности с английскими патрульными
судами и что в результате тебя вздернули на рее.
-- Чуть-чуть не кончилось этим, Гэррис.
-- Ничего, не беспокойся, Негоро. Виселицы тебе все равно не миновать.
-- Спасибо!
-- Что поделаешь, -- ответил Гэррис с философским равнодушием. -- Это
неизбежный риск в нашем деле. Раз уж занимаешься работорговлей на
африканском побережье, не рассчитывай на мирную и безболезненную кончину.
Значит, тебя поймали?
-- Да.
-- Англичане?
-- Нет. Португальцы.
-- До или после сдачи груза?
-- После, -- ответил Негоро после некоторого колебания. -- Португальцы
теперь делают вид, что они против работорговли, после того как очень недурно
на ней нажились. На меня донесли, следили за мной, поймали меня...
-- И приговорили?
-- К пожизненному заключению на каторге в Сан-Паоло-де-Луанда.
-- Тысяча чертей! -- воскликнул Гэррис. -- Каторга! Совершенно
неподходящее место для таких людей, как мы с тобой. Мы ведь привыкли к жизни
на вольном воздухе! Пожалуй, я предпочел бы виселицу.
-- Повешенный бежать не может, тогда как с каторги...
-- Тебе удалось бежать?
-- Да, Гэррис. Ровно через пятнадцать дней, после того как меня
привезли на каторгу, мне удалось спрятаться в трюме английского корабля,
отправлявшегося в Окленд, в Новую Зеландию. Бочка с водой и ящик с
консервами, между которыми я забился, снабжали меня едой и питьем в
продолжение всего перехода. Я ужасно страдал в темном, душном трюме. Но
нечего было и думать выйти на палубу, пока судно находилось в открытом море:
я знал, что стоило мне высунуть нос из трюма, как меня тотчас же водворят
обратно и пытка будет продолжаться, с той лишь разницей, что она перестанет
быть добровольной. Кроме того, по прибытии в Окленд меня сдадут английским
властям, а те закуют меня в кандалы, отправят обратно в Сан-Паоло-де-Луанда
или, чего доброго, вздернут, как ты выражаешься. По всем этим соображениям я
предпочел путешествовать инкогнито.
-- И без билета, -- со смехом воскликнул Гэррис. -- Фи, приятель, и
тебе не стыдно? Ехать "зайцем", да к тому еще на готовых харчах.
-- Да, -- вздохнул Негоро, -- но тридцать дней провести взаперти в
тесном трюме...
-- Ну все это уже позади, Негоро! Итак, ты поехал в Новую Зеландию, в
страну маори? Но ты ведь там не остался. Как же ты ехал обратно? Опять в
трюме?
-- Нет, Гэррис. Сам понимаешь, там у меня была только одна мысль:
вернуться в Анголу и снова взяться за свою прибыльную торговлю.
-- Да, -- заметил Гэррис, -- мы свое ремесло любим... по привычке.
-- Однако я полтора года...
Негоро вдруг прервал рассказ. Схватив Гэрриса за руку, он стал
напряженно вслушиваться.
-- Гэррис, -- сказал шепотом, -- мне послышался какой-то шорох в
зарослях папируса!
-- Посмотрим, что там такое, -- прошептал Гэррис, хватая ружье и
готовясь стрелять.
Они поднялись, настороженно озираясь и прислушиваясь.
-- Ничего нет, это тебе почудилось, -- сказал Гэррис. -- Просто ручеек
вздулся после дождей и журчит сильнее, чем обычно. За эти два года ты,
приятель, отвык от лесных шумов. Но это не беда, скоро ты опять привыкнешь.
Ну, рассказывай дальше о своих приключениях. А затем мы потолкуем о будущем.
Негоро и Гэррис снова сели у подножия смоковницы, и португалец
продолжал прерванный рассказ:
-- Полтора года я прозябал в Окленде. Когда корабль прибыл, я сумел
незаметно выбраться из трюма и выйти на берег. Но карманы у меня были пусты,
хоть выверни, -- ни единого доллара. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось
браться за всякую работу...
-- Да что ты, Негоро! Неужели ты работал, словно какой-нибудь честный
человек?
-- Работал, Гэррис.
-- Бедняга.
-- И все это время я искал способ выбраться из этого проклятого места.
А случай все не представлялся. Наконец в Оклендский порт пришло китобойное
судно "Пилигрим".
-- То самое, что разбилось у берегов Анголы?
-- То самое. Миссис Уэлдон с сыном и кузеном Венедиктом вздумали
Скачать книгу [0.27 МБ]
Пирамида