Жесткий повернулся и посмотрел на него. Тритт еще ни разу в жизни не
видел Жесткого так близко. Он был весь цельный - когда одна его часть
поворачивалась, с ней поворачивались и все остальные. У него были
протуберанцы, которые могли двигаться самостоятельно, но при этом они не
меняли своей формы. Жесткие никогда не струились, они были несимметричны и
неприятны на вид. И уклонялись от прикосновений.
Жесткий сказал:
"Это верно, Ун?"
С Триттом он говорить не стал.
Ун распластался. Распластался над самой поверхностью камней. Таким
распластанным Тритт его еще никогда не видел. Он сказал:
"Мой правник излишне ревностен. Мой правник... он... он..."
Тут Ун начал заикаться, раздуваться и не мог дальше говорить.
А Тритт говорить мог. Он сказал:
"Без эмоционали мы не можем синтезироваться".
Тритт знал, что Ун онемел от смущения, но ему было все равно. Время
пришло.
"А ты, левый мой, - сказал Жесткий, по-прежнему обращаясь только к
Уну, - ты тоже так считаешь?"
Жесткие говорили почти как Мягкие, но гораздо более резко, почти без
переходов. Их было трудно слушать. То есть ему, Тритту. А Ун как будто
привык, и ему слушать было нетрудно.
"Да", - промямлил наконец Ун.
Только тут Жесткий повернулся к Тритту.
"Напомни мне, юный правый, как давно ты знаком с Уном?"
"Достаточно давно, чтобы подумать об эмоционали, - сказал Тритт. Он
старательно удерживал все свои грани и углы. Он не позволял себе бояться -
слишком важной была его цель. - И меня зовут Тритт", - добавил он.
Жесткому как будто стало весело.
"Да, выбор оказался неплохим. Вы с Уном очень друг другу подходите,
но тем труднее выбрать для вас эмоциональ. Впрочем, мы почти уже решили.
То есть я решил, и уже давно, однако надо убедить других. Наберись
терпения, Тритт".
"Все мое терпение кончилось".
"Я знаю. И все-таки подожди", - Жесткий опять говорил так, словно ему
было весело.
Когда Жесткий оставил их вдвоем, Ун округлился и стал гневно
разреживаться. Он сказал:
"Тритт, как ты мог? Ты знаешь, кто это?"
"Ну, Жесткий".
"Это Лостен. Мой специальный руководитель. Я не хочу, чтобы он на
меня сердился".
"А чего ему сердиться? Я говорил вежливо".
"Ну, неважно", - Ун уже почти принял нормальную форму.
Значит, он перестал злиться. Тритт почувствовал большое облегчение,
хотя и постарался это скрыть. А Ун тем временем продолжал:
"Это же очень неловко, когда мой дурак-правый вдруг подходит и
начинает разговаривать с моим Жестким".
"А почему ты сам не захотел?"
"Всему есть свое время".
"Только почему-то для тебя оно никогда своим не бывает".
Но потом они помирились и перестали спорить. А вскоре появилась Дуа.
Ее привел Лостен. Тритт этого не заметил. Он не смотрел на Жесткого,
он видел только Дуа. Но после Ун объяснил ему, что ее привел Лостен.
"Вот видишь! - сказал Тритт. - Я с ним поговорил, и потому он ее
привел".
"Нет, - ответил Ун. - Просто наступило время. Он все равно привел бы
ее. Даже если бы ни ты, ни я ничего ему не сказали".
Тритт ему не поверил. Он твердо знал, что они получили Дуа только
благодаря ему.
И конечно, второй такой Дуа в мире быть не могло! Тритт видел много
эмоционалей. Они все были привлекательны, и он обрадовался бы любой из
них. Но, увидев Дуа, он понял, что никакая другая эмоциональ им не подошла
бы. Только Дуа. Одна только Дуа.
И Дуа знала, что ей полагается делать. Совершенно точно знала. А ведь
ей никто ничего не показывал, говорила она им потом. И ничего не объяснял.
Даже другие эмоционали, потому что она старалась держаться от них
подальше.
И все-таки, когда они все трое оказались вместе, каждый знал, что ему
надо делать.
Дуа начала разреживаться. Тритту еще не приходилось видеть, чтобы
кто-нибудь так разреживался. Он даже не представлял себе, что подобное
разреживание возможно. Она превратилась в сверкающую цветную дымку,
которая заполнила все вокруг. Он был ослеплен. Он двигался, не сознавая,
что движется. Он погрузился в туман, который был Дуа.
Это совсем не походило на погружение в камни. Тритт не чувствовал
никакого сопротивления или трения. Он словно парил. Он осознал, что тоже
начинает разреживаться - легко, без тех отчаянных усилий, которых это
обычно требовало. Теперь, когда Дуа пронизывала его всего, он в свою
очередь без малейшего напряжения рассеялся в густой дым. Ему казалось, что
он струится, исчезая и растворяясь в радости.
Смутно он увидел, что с другой, левой, стороны приближается Ун, тоже
расходясь дымом.
Затем он соприкоснулся с Уном, смешался с ним. Он перестал
чувствовать, перестал сознавать. Он не понимал - он ли окружает Уна, Ун ли
окружает его. А может быть, они окружали друг друга или были раздельны.
Все растворилось в чистой радости бытия.
Она заслонила и смела и чувства, и сознание.
Потом они опять стали каждый сам по себе. Синтез длился много суток.
Так полагалось. И чем полнее он был, тем больше времени занимал. Но для
них все исчерпывалось кратким мгновением. И память не сохранила ничего.
Ун сказал:
"Это было чудесно".
А Тритт молчал и смотрел на Дуа.
Она коалесцировала, закручивала спирали, подергивалась. Из них троих
только она, казалось, никак не могла прийти в себя.
"После, - сказала она торопливо. - Все после. А сейчас отпустите
меня".
И она кинулась прочь. Они ее не остановили. Потрясение еще не прошло.
Но так продолжалось и дальше. После синтеза она всегда исчезала. Каким бы
Скачать книгу [0.21 МБ]
Пирамида