- А что такое - "самая структура"?
- Мне трудно объяснить это словами. Существует математическое
выражение, которое, по-моему, тут подходит... но на словах ничего не
получится. Структура вселенной - это то, что определяет ее физические
законы. Структура нашей вселенной, например, делает обязательным
сохранение энергии. Именно структура паравселенной, сконструированная, так
сказать, не вполне по нашему образцу, и делает их ядерное взаимодействие в
сто раз более сильным, чем у нас.
- И что же?
- Если проникновение идет в самую структуру, сэр, то наличие вещества
независимо от его плотности имеет лишь второстепенное значение. Скорость
проникновения в вакууме больше, чем в плотном веществе, но не намного.
Скорость проникновения в космосе может быть чрезвычайно большой по
сравнению с земными условиями и все же во много раз уступать скорости
света.
- Из чего следует...
- Что иновселенская структура не рассеивается так быстро, как нам
казалось, но, образно говоря, нагромождается в пределах Солнечной системы,
где концентрация ее оказывается заметно выше, чем мы предполагали.
- Так-так, - кивнул сенатор. - И сколько же понадобится времени,
чтобы космос в пределах Солнечной системы достиг равновесия? Наверное,
цифра будет меньше десяти в тридцатой степени?
- Гораздо меньше, сэр. Думаю, даже меньше десяти в десятой степени.
На это уйдет что-нибудь около пятидесяти миллиардов лет плюс-минус два-три
миллиарда.
- Сравнительно немного, но вполне достаточно, э? И повода тревожится
сейчас у нас нет, э?
- Нет, сэр, боюсь что есть. Непоправимое произойдет задолго до того,
как будет достигнуто равновесие. Благодаря перекачиванию сильное ядерное
взаимодействие в нашей вселенной с каждым мгновением становится все
сильнее.
- Настолько, что это поддается измерению?
- Пожалуй, нет, сэр.
- Хотя перекачивание продолжается уже двадцать лет?
- Да, сэр.
- Так где же повод для тревоги?
- Видите ли, сэр, от степени сильного ядерного взаимодействия зависит
скорость, с какой водород внутри солнечного ядра превращается в гелий.
Если взаимодействие станет сильнее, хотя бы даже в самой ничтожной мере,
скорость слияния ядер водорода и превращения их в ядра гелия внутри Солнца
возрастет уже заметно. Равновесие же между тяготением и излучением внутри
Солнца весьма хрупко, и если нарушить его в пользу излучения, как сейчас
делаем мы...
- И что же?
- Это вызовет колоссальный взрыв. По законам нашей вселенной такая
небольшая звезда, как наше Солнце, неспособна стать сверхновой. Но если
они изменятся, это перестанет быть невозможным. И, насколько я могу
судить, никакого предупреждения не будет. Когда процесс достигнет
критической точки, Солнце взорвется, и через восемь минут после этого мы с
вами перестанем существовать, а Земля превратится в расширяющееся газовое
облако.
- И сделать ничего нельзя?
- Если равновесие уже необратимо нарушено, то ничего. Если же еще не
поздно, необходимо прекратить перекачивание.
Сенатор кашлянул.
- Прежде чем согласиться принять вас, молодой человек, я навел о вас
справки, так как вы были мне неизвестны. В частности, я обратился к
доктору Хэллему. Вы с ним знакомы, я полагаю?
- Да, сэр, - голос Ламонта оставался ровным, хотя уголки его губ
задергались. - Я с ним очень хорошо знаком.
- Он ответил мне, - продолжал сенатор, покосившись на листок у себя
под рукой, - что вы безмозглый склочник, страдающий явным помешательством,
и что он самым решительным образом требует, чтобы я вас ни в коем случае
не принимал.
Ламонт сказал, стараясь сохранить хладнокровие:
- Это его слова, сэр?
- Его собственные.
- Так почему же вы меня приняли, сэр?
- При обычных обстоятельствах, получи я от Хэллема такой отзыв, я бы
вас не принял. Я ценю свое время, и безмозглых склочников и явных
помешанных ко мне, свидетель бог, является более чем достаточно, и даже с
самыми лестными рекомендациями. Но мне не понравилось хэллемовское
"требую". От сенаторов не требуют, и Хэллему полезно зарубить это себе на
носу.
- Так вы мне поможете, сэр?
- В чем?
- Ну... прекратить перекачку.
- Прекратить? Нет. Это невозможно.
- Но почему? - почти крикнул Ламонт. - Вы ведь глава комиссии по
техническому прогрессу и среде обитания, и ваша прямая обязанность
запретить перекачку, как и всякий другой технический процесс, который
наносит среде обитания непоправимый ущерб. А можно ли представить себе
ущерб страшнее и непоправимее того, которым грозит перекачивание?
- О, разумеется, разумеется! При условии, что вы правы. Но ведь пока
все в конечном счете сводится к тому, что вы просто исходите из иных
предположений, нежели те, которые приняты всеми. Однако кто определит,
какая система предположений верна, а какая нет?
- Сэр, моя гипотеза делает понятными несколько моментов, которым
принятая теория объяснения не дает.
- В таком случае ваши коллеги должны были бы принять ваши поправки, а
тогда вы вряд ли пришли бы ко мне, не так ли?
- Сэр, мои коллеги не хотят мне верить. Этому мешают их личные
интересы.
- А вам личные интересы мешают поверить, что вы можете и ошибаться...
Молодой человек, на бумаге я обладаю огромной властью, но осуществить ее
могу, только если на моей стороне будет общественное мнение. Разрешите, я
преподам вам урок практической политики.
Он поднес к глазам часы, откинулся в кресле и улыбнулся. Подобные
предложения были не в его привычках, но утром в редакционной статье
"Земных новостей" он был назван "тончайшим политиком, украшением
Скачать книгу [0.21 МБ]
Пирамида
