поселенца и потом сообщила бы о беседе. Второе дело, видимо, было важно для
Совета, первое же важно только ему самому.
- Мандамус представил дело о происхождении как важное и для доктора
Амадейро, - сказал Жискар.
- Тогда это дело было личной важности для двух человек, но не для
Совета и, значит, не для всей планеты. Однако дело государственное, как его
назвал сам доктор Мандамус, пошло вторым и как бы между прочим. И в самом
деле, вряд ли для этого требовался личный визит. Это могло сделать
голографическое изображение любого члена Совета. С другой стороны, доктор
Мандамус поставил дело о своем происхождении первым, очень детально о нем
дискутировал, и это дело никто не мог сделать, кроме него.
- Каково же твое заключение, друг Дэниел?
- Я уверен, что дело поселенца было возложено на доктора Мандамуса как
причина для личного разговора с мадам Глэдис, чтобы он мог частным образом
поговорить о своем происхождении. По-настоящему его интересовало только это
и ничего больше. Ты можешь чем-то поддержать это заключение, друг Жискар?
- Напряжение в мозгу доктора Мандамуса было в известной степени
сильнее в первой части разговора. Пожалуй, это может служить
подтверждением.
- Тогда нам стоит подумать, почему вопрос о происхождении так важен
для него.
- Доктор Мандамус объяснил это, - сказал Жискар. - Если он не является
потомком Илии Бейли, дорога в продвижении для него открыта. Доктор
Амадейро, от которого зависит его благосостояние, обернулся бы против него,
окажись он потомком Бейли.
- Сказать-то он сказал, друг Жискар, но кое-что в разговоре
противоречило этому.
- Почему ты так думаешь? Пожалуйста, продолжай рассуждать как человек.
Я нахожу это весьма поучительным.
- Спасибо, друг Жискар, - серьезно сказал Дэниел. - Ты заметил, что
каждое утверждение мадам Глэдис о невозможности для Мандамуса быть потомком
Илии Бейли, рассматривалось как неубедительное? Каждый раз доктор Мандамус
говорил, что доктор Амадейро не примет этого утверждения.
- Да. И что ты из этого выводишь?
- Мне кажется, доктор Мандамус был убежден, что доктор Амадейро не
примет никакого аргумента, и просто удивительно, почему он так надоедал
мадам Глэдис с этим делом. Он наверняка знал с самого начала, что это
бессмысленно.
- Возможно, но это только домысел. Ты можешь дать возможный мотив для
его действий?
- Могу. Я уверен, что он хотел знать о своем происхождении не для
того, чтобы убедить несгибаемого доктора Амадейро, а для себя лично.
- В таком случае зачем он вообще упоминал о докторе Амадейро? Почему
не сказал просто: "Я хочу знать"?
Легкая улыбка прошла по лицу Дэниела и изменила его выражение, на что
другой робот не был способен.
- Если бы он просто сказал: "Я хочу знать", мадам Глэдис ответила бы,
что это не его дело и что он ничего не узнает.
Но дело в том, что мадам Глэдис так же сильно ненавидит Амадейро, как
тот - Илию Бейли. Мадам Глэдис уверена, что для нее оскорбительно любое
мнение о ней, поддерживаемое доктором Амадейро. Она пришла бы в ярость,
будь это мнение более или менее справедливым, а в данном случае оно
абсолютно фальшиво.
И она постаралась продемонстрировать доктору Амадейро его ошибку и
представила все возможные доказательства.
В этом случае холодное утверждение доктора Мандамуса, что каждое из
этих доказательств неубедительно, заставило ее злиться все больше и
вытягивало из нее дальнейшую информацию. Доктор Мандамус выбрал такую
стратегию, чтобы узнать у мадам Глэдис как можно больше. В конце концов
_с_а_м_ он убедился, что у него нет предка-землянина - во всяком случае, на
протяжении последних двух столетий.
Чувства же Амадейро в этом смысле, я думаю, в действительности в игре
не участвовали.
- Это интересная точка зрения, - сказал Жискар, - но она, как мне
кажется, не очень обоснована. Как мы можем узнать, что это не твои догадки?
- Не кажется ли тебе, друг Жискар, что доктор Мандамус, закончив свое
расследование насчет происхождения, не получил достаточных доказательств
для доктора Амадейро? По его словам, это должно было означать, что у него
не будет шанса на продвижение и он никогда не станет главой Института. Но
мне казалось, что он отнюдь не был расстроен, а наоборот, сиял. Конечно, я
мог судить только по внешнему виду, но ты мог сделать большее. Скажи, друг
Жискар, каково было его умственное состояние в конце этой части разговора?
- Он не просто сиял, он торжествовал, друг Дэниел. Ты прав. Теперь,
когда ты объяснил ход своих рассуждений, это уловленное мною ощущение
триумфа точно соответствует твоему мнению. Вообще-то я даже удивляюсь, как
сам не учел этого.
- Во множестве случаев и я так же реагировал на рассуждения Илии
Бейли. В данном же случае я мог пройти через такое рассуждение частично
из-за существования кризиса. Он вынуждает меня мыслить более точно.
- Ты недооцениваешь себя. Ты уже давно думаешь обоснованно и точно. Но
почему ты говоришь о существовании кризиса? Объясни, как из-за радости
доктора Мандамуса по поводу того, что он не происходит от Илии Бейли, можно
заключить о наличии кризиса?
- Доктор Мандамус наврал нам насчет доктора Амадейро, но вполне можно
предположить, что его желание выдвинуться и стать в дальнейшем главой
Института - истинная правда. Верно?
Жискар помолчал.
- Я не искал в нем честолюбия. Я изучал его мозг без особой цели и
познакомился лишь с поверхностным проявлением. Но вроде бы были искры
честолюбия, когда он говорил о продвижении. У меня нет оснований
согласиться с тобой, но нет причин и не согласиться.
- Тогда давай примем, что доктор Мандамус - человек честолюбивый, и
посмотрим, что это нам даст. Идет?
- Идет.
- Не кажется ли, что его ощущение триумфа, как только он убедился, что
он не потомок партнера Илии, вышло из того факта, что теперь его амбиции
будут удовлетворены? И это не зависело от одобрения доктора Амадейро,
поскольку мы согласились, что доктор Мандамус ввел доктора Амадейро лишь в
качестве отвлекающего маневра. Значит, его честолюбие будет теперь
удовлетворено по каким-то другим основаниям.
Скачать книгу [0.26 МБ]
Пирамида