- Мне было не по себе на каждой стадии процесса, хотя я стремился не
делать никому вреда. Я не прикасался - мысленно - ни к одному человеку,
которому нужно что-то большее, чем самое легкое касание. На Земле я просто
смягчал страх репрессалий, в основном у тех, у кого страх был уже смягчен,
и я рвал нить, которая и так уже готова была порваться. На Авроре все было
наоборот. Политические деятели не хотели поддерживать политику, ведущую к
изгнанию их из комфортабельного мира, и я просто поддерживал это их
стремление, нежелание и укреплял нить, которая чуть сильнее удерживала их.
И это погружало меня в состояние, хотя и слабое, постоянного беспокойства.
- Почему? Ты подстрекал Землю к экспансии и не одобрял экспансии
космонитов. Так и должно было быть.
- Так ли? Подумай, друг Дэниел, разве землянин стоит больше, чем
космонит, хотя они оба люди?
- Есть разница. Илия Бейли считал, что пусть даже его собственный
народ потерпит крушение, лишь бы Галактика была заселена. А доктор Амадейро
думает, что пусть лучше зачахнут и Земля, и Внешние Миры, лишь бы в
Галактике не распространились земляне. Первый надеется на триумф либо
одного, либо другого народа, а второй не хочет никакого триумфа. Разве мы
не должны выбрать первого, друг Жискар?
- Да, друг Дэниел, похоже, что так. Но насколько сильно влияет на тебя
ощущение особой ценности твоего бывшего партнера Илии Бейли?
- Я дорожу памятью о партнере Илии, а народ Земли - его народ.
- Я понимаю. Я говорю уже много десятилетий, что у тебя тенденция
думать по-человечески, но я не уверен, что это комплимент. Хотя ты и
стараешься думать ПОДОБНО человеку, ты все-таки _н_е_ человек и связан
Тремя Законами. Ты не можешь повредить человеку, землянин он или космонит.
- Бывают случаи, друг Жискар, когда приходится выбирать между двумя
людьми. У нас специальный приказ защищать леди Глэдис. Защищая ее, я могу
быть вынужден нанести вред человеку, и я думаю, что при прочих равных
условиях, я немного охотнее повредил бы космониту, чтобы защитить
землянина.
- Это тебе кажется. В действительности тебя вели бы специфические
обстоятельства. Ты обнаружил бы, что не можешь обобщать, - сказал Жискар. -
Вот так и со мной. Подталкивая Землю и удерживая Аврору, я сделал для
доктора Фастальфа невозможным убедить аврорское правительство поддержать
политику эмиграции и пустить в Галактику две распространившиеся силы. Я не
мог помочь, но понимал, что и часть его трудов пропала даром. Это наполнило
его отчаянием и, возможно, ускорило его смерть. Я чувствовал это в его
мозгу, и это было больно. И все-таки, друг Дэниел... если бы я не сделал
то, что сделал, это сильно уменьшило бы земную способность к экспансии, не
улучшив аврорского продвижения в этом направлении. Тогда доктор Фастальф
потерпел бы двойное крушение - как с Землей, так и с Авророй, и доктор
Амадейро оттер бы его от власти. Чувство поражения было бы для него еще
сильнее. Я был глубоко предан доктору Фастальфу в течение его жизни,
поэтому я выбрал тот курс действий, какой ранил бы его меньше, и по мере
возможности не вредил бы другим индивидуумам, с которыми имел дело. Если
доктор Фастальф постоянно расстраивался от своей неспособности убедить
аврорцев и вообще космонитов идти на новые планеты, то он, по крайней мере,
радовался активной эмиграции землян.
- А ты не мог подтолкнуть оба народа, и землян, и аврорцев, чтобы
полностью удовлетворить доктора Фастальфа?
- Мне это приходило в голову. Я рассмотрел возможности и решил, что не
смогу. Чтобы склонить к эмиграции землян, требовалось пустяковое изменение,
не приносящее вреда; для попытки сделать то же самое с аврорцами, нужно
было многое изменить, и это могло повредить. Первый Закон запрещает это.
- К сожалению.
- Да. Подумать только, что я мог бы сделать, если бы имел возможность
радикально изменить образ мыслей доктора Амадейро. Но как мог я изменить
его твердое решение противодействовать доктору Фастальфу? Это все равно,
что силой повернуть его голову на 180 градусов. Такой поворот либо самой
головы, либо ее содержимого, мог бы с равной эффективностью убить его.
Ценой моего могущества, друг Дэниел, является страшно разрастающаяся
дилемма, в которую я постепенно погружаюсь. Первый Закон, запрещающий
вредить людям, обычно имеет в виду физический вред, который мы легко видим
и о котором можем судить. Но человеческие эмоции и повороты мысли понимаю
только я, и поэтому я знаю о более тонких формах вреда, хотя и не вполне
понимаю их. Во многих случаях я вынужден действовать без настоящей
уверенности, и это вызывает постоянный стресс в моих проводниках.
И все-таки я чувствую, что сделал хорошо. Я провел космонитов мимо
кризисной точки. Аврора знает об объединенной силе поселенцев и будет
вынуждена избегать конфликтов. Космониты должны понять, что применять
репрессии уже поздно, и наше обещание Илие Бейли в этом смысле выполнено.
Мы поставили Землю на курс к заполнению Галактики и к образованию
Галактической Империи.
В это время они уже возвращались к дому Глэдис, но теперь Дэниел
остановился, и прикосновение к плечу Жискара заставило остановиться и того.
- Картина, нарисованная тобой, привлекательна. Партнер Илия гордился
бы нами. Он сказал бы: "Роботы и Империя" и, наверное, похлопал бы меня по
плечу. Однако, как я уже говорил, мне что-то не по себе. Я беспокоюсь.
- Насчет чего?
- Хотел бы я знать, миновали ли мы кризис, о котором говорил партнер
Илия много десятилетий назад. Это точно, что для космонитских репрессалий
слишком поздно?
- Почему ты сомневаешься?
- Из-за поведения доктора Мандамуса во время его разговора с мадам
Глэдис.
Жискар пристально посмотрел на Дэниела. В тишине слышался шорох
листьев под холодным ветром. Облака рассеялись, скоро должно было выглянуть
солнце. Их беседа в телеграфном стиле заняла мало времени, и они знали, что
Глэдис еще не удивится их отсутствию.
- Что встревожило тебя в этом разговоре? - спросил Жискар.
- Я имел возможность в четырех разных случаях наблюдать, как партнер
Илия Бейли решал запутанную проблему. В каждый из этих четырех случаях я
обратил внимание на его манеру вырабатывать полезные заключения из
ограниченной и даже сбивающей с толку информации. С тех пор я всегда
пытался в меру моих ограниченных возможностей думать, как он.
- Мне кажется, друг Дэниел, ты хорошо это делаешь.
- Ты, конечно, обратил внимание, что у доктора Мандамуса было два дела
к мадам Глэдис. Он сам подчеркнул этот факт. Одно дело касалось лично его -
произошел он от Илии или нет. Второе - просьба, чтобы мадам Глэдис приняла
Скачать книгу [0.26 МБ]
Пирамида