типах, тогда мои чувства станут понятнее.
Через секунду я поняла, что никакой это не даос, а просто мой клиент соскочил с
хвоста. Зрелище было жуткое. Сикх открывал и закрывал рот, словно рыба на
берегу. Потом, пытаясь подчинить себе непослушное тело, он поднял перед собой
руки и стал сжимать и разжимать пальцы. Затем издал несколько хриплых стонов и
вдруг резво вскочил на ноги.
Тут мое оцепенение прошло, и я кинулась в ванную. Сикх бросился за мной, но я
успела запереть дверь перед его носом. В минуту опасности мой ум работает
быстро; я сразу поняла, что надо делать.
В каждой ванной комнате «Националя» есть красно белый шнурок, свисающей из
дырочки в стене. Я не знаю, к чему он подключен, но если за него дернуть, через
десять секунд в номере зазвонит телефон, а еще через минуту в дверь постучат. Я
дернула сигнальный шнур и кинулась назад к двери.
Следующие несколько минут были довольно волнительны. Вздрагивая от толчков, я
ждала охрану и считала про себя, стараясь не спешить. Сикх бился в дверь изо
всех сил, но мне удавалось сдерживать его без особого труда — мужчина он был
некрупный.
Телефон зазвонил на двадцатой секунде. Сикх, естественно, к нему не подошел.
Когда через минут ту или две удары прекратились, я поняла, что в номере люди.
Это было очень кстати — петли уже начинали выворачиваться. Донесся шум
опрокидываемой мебели, звон выбитого стекла и неразборчивый крик, похожий на
«кали ма!». Кричал сикх. Затем наступила тишина, которую нарушали только далекие
гудки машин,
— Все, пиздец, — сказал мужской голос. — Не уберегли.
— Хорошо, сами убереглись, — сказал другой.
— Тоже верно, — ответил первый.
Лучше было дать о себе знать самой, чем дожидаться, пока меня найдут. Я жалобно
позвала:
— Помогите! Дверь открылась.
На дороге ванной стояли два шкафа — темные очки, костюмы, провода телесного
цвета, спускающиеся из ушей… Просто культ агента Смита, подумала я. Кстати, была
бы отличная религия для служб безопасности — ведь поклонялись римские легионеры
Митре.
Один из охранников забормотал себе под нос — я разобрала только «триста
девятнадцатый» и «вызов». Он обращался не ко мне.
Насколько я знаю, микрофон у них спрятан за лацканом пиджака, поэтому часто
кажется, что они говорят сами с собой. Иногда это выглядит очень смешно. Один
раз я видела, как такой громила осматривал женский туалет — распахивал двери в
кабинки и говорил нараспев: «Здесь никого… Здесь тоже никого… Окно закрыто
выступом стены…» Если б я не знала, в чем дело, могла бы решить, что он грустит
о несостоявшейся встрече, отливая свою печаль в ямб.
— За шнур ты дергала? — спросил второй охранник.
— Я, — сказала я. — А где… Охранник кивнул на распахнутое окно с выбитым
стеклом.
— Вон там.
— Он что, — я сделала круглые глаза, — он…
— Да, — сказал охранник. — Как бешеный кинулся, когда нас увидел. Наркотики
принимали?
— Какие наркотики? Я уже год здесь работаю. Меня все знают, проблем никогда не
было.
— Появились. Чего он от тебя хотел?
— Я даже не поняла, — сказала я. — Хотел, чтобы я ему какой то фистинг сделала.
Я сказала, что не умею, тогда он стал… Ну, в общем, я спряталась в ванной и
дернула сигнализацию. А остальное вы видели.
— Да уж. Документы с собой?
Я отрицательно покачала головой. Дашь таким паспорт, назад не получишь.
— Может, я пойду? Пока менты не приехали?
— Куда — пойду? С ума сошла? Ты главный свидетель, — сказал охранник. — Будешь
показания давать, чем вы тут занимались.
Это в мои планы не входило. Я оценила ситуацию. Пока передо мной были всего
двое, сохранялся шанс замять дело. Но с каждой секундой он уменьшался — я знала,
что скоро народу здесь будет полная комната.
— Можно мне в туалет?
Охранник кивнул, и я вернулась в ванную. Действовать следовало быстро, поэтому я
не колебалась ни секунды. Спустив штаны, я высвободила хвост, нагнулась и
распахнула дверь. Я сделала это резко, и охранники немедленно повернули ко мне
лица.
Я считаю, что человек лучше всего раскрывается в ту секунду, когда он уже
заметил лисий хвост, но еще не попал под власть внушения. Обычно клиенту хватает
времени показать свое отношение к увиденному. Этого достаточно, чтобы понять, с
кем имеешь дело.
Ограниченные и пошлые неудачники кривят лицо в гримасу хмурого недоверия. Зато
на лицах людей, у которых есть потенциал для внутреннего роста, отражается нечто
похожее на удивленную радость.
Один из охранников наморщился. Второй выпучил глаза (видно было даже сквозь
очки) и открыл рот, словно ребенок, который увидел обещанную фотографом птичку.
Выглядело это очень мило.
Я не могла, конечно, совсем убрать свой отпечаток из их памяти — для этого надо
стрелять из пистолета в голову. Я могла только поменять контекст воспоминания —
и я внушила им, что они встретили меня в коридоре по пути в номер. Затем я
заставила их войти в ванную. Как только за ними закрылась дверь, я подняла с
пола книгу Стивена Хаукинга, кинула ее в сумочку, натянула штаны и выскочила в
коридор.
На лестнице стоял еще один охранник. Увидев меня, он сделал мне знак подойти.
Когда я приблизилась, он провел ладонью по моим ягодицам, заставив меня как
можно плотнее вжать между ними хвостик. В другой ситуации он получил бы за это
как минимум синячный щипок. Но сейчас было неясно, чем все закончится, и я
предпочла шлепнуть его по руке. Он погрозил мне пальцем, а затем этот жест
плавно перетек в другой: его большой и указательный пальцы соединились и
потерлись друг о друга.
Я поняла. Обычно девушки вроде меня отдают сто долларов на выходе, но тут, в
силу форс минорных обстоятельств, предлагалось осуществить расчет на месте. Я
вынула из кошелька бенджаминку, которую охранник подцепил теми же пальцами,
которые только что терлись друг о друга. В экономичности этого движения была
своеобразная красота — погрозил, напомнил, взял. Ни одного лишнего сокращения
мышц. Как говорил японский фехтовальщик Минамото Мусаси, мастера видно по
стойке.
Спустившись по украшенной лилиями лестнице, я без приключений выбралась на
улицу. Справа от выхода уже собралась толпа, в которой было несколько
милиционеров — видимо, там лежал бедняжка сикх. Я пошла в другую сторону и через
Пирамида
