И Хули посмотрела на меня чуть насмешливо.
— А как ты думаешь, — спросила она, — действительно тенденция к отрицанию
объективной реальности имеет в своей основе сексуальную депривацию?
— А? — растерялась я.
— Проще говоря, согласна ли ты, что мир считают иллюзией те, у кого проблемы с
сексом? — повторила она тоном доброй теледикторши.
С этим взглядом на мир я часто сталкивалась в «Национале». Дескать, только
сексуально закомплексованные лузеры прячутся от живительного шума рынка в
мистику и обскурантизм. Особенно забавно бывало слышать это от клиента,
елозящего в одиночестве по кровати: если вдуматься, то же самое происходило с
бедняжкой и все остальное время, только вместо лисьего хвоста его морочила
Financial Times, а одиночество было не относительным, как в моем обществе, а
абсолютным. Но услышать такое от сестрички… Вот что делает с нами общество
потребления.
— Все наоборот, — сказала я. — На самом деле, именно тенденция увязывать
духовные поиски с сексуальными проблемами основана на фрустрации анального
вектора либидо.
— Как это? — подняла брови сестричка И.
— А так. Тем, кто это говорит, следует сделать то, что им всегда тайно хотелось
— трахнуть себя в задницу.
— Зачем?
— Когда они займутся тем, в чем они понимают, они перестанут рассуждать о том,
чего не понимают. У свиньи так устроена шея, что она не может смотреть в небо.
Но из этого вовсе не следует, что небо — сексуальный невроз.
— Понятно… От волка набралась? Я промолчала.
— Так так так, — сказала сестричка И. — А посмотреть на него можно?
— Почему вдруг такой интерес? — спросила я подозрительно.
— Только не ревнуй, — засмеялась она. — Просто хочется поглядеть, кто тебе
пришелся по сердцу. К тому же я никогда не видела волков оборотней, только
слышала, что они бывают где то на севере. Кстати, сверхоборотень, про которого
ты мне постоянно читаешь лекции — скорее волк, чем лиса. Так, во всяком случае,
считает мой муж. И его ложа «Розовый Закат» тоже.
Я вздохнула. Было просто непостижимо, как это И Хули, настолько проницательная в
одних вопросах, может быть так дремуче невежественна в других. Сколько раз можно
объяснять ей одно и то же? Я решила не вступать в спор. Вместо этого я спросила:
— Ты думаешь, что сверхоборотнем может оказаться мой Александр?
— Насколько я понимаю, сверхоборотень — не просто волк. Это нечто отстоящее от
волка так же далеко, как волк отстоит от лисы. Но сверхоборотень — это не
промежуточная стадия между лисой и волком. Он далеко за волком.
— Ничего не понимаю, — сказала я. — Где — за волком?
— Знаешь что, сама я связно не объясню. Бедняжка Брайан собрал весь доступный
материал на эту тему. Хочешь, он прочтет короткую лекцию, пока еще жив? У нас
как раз есть свободное время завтра днем. А ты позови своего Александра — ему, я
думаю, тоже будет интересно послушать. Заодно и мне покажешь.
— Было бы здорово, — сказала я. — Только у Александра неважно с английским.
— Это ничего. Брайан полиглот и свободно говорит на пяти языках. В том числе и
на русском.
— Хорошо, — сказала я, — тогда давай попробуем.
И Хули подняла палец.
— А твой генерал лейтенант окажет нам за это одну услугу.
— Какую?
— Нам с Брайаном нужно попасть ночью в храм Христа Спасителя. Причем это должна
быть ночь с пятницы на субботу, около полнолуния. Сможет он устроить?
— Думаю, сможет, — сказала я. — Наверняка у него есть связи. Попробую
поговорить.
— Тогда я тебе напомню, — сказала И Хули. Так с ней всегда. Решает свои вопросы
за твой
счет и при этом создает у тебя чувство, что она тебя облагодетельствовала. Хотя,
с другой стороны, мне было ужас как интересно посмотреть на лорда Крикета —
оккультиста, покровителя изящных искусств и любителя лисьей охоты.
— Скажи, — спросила я, — а твой муж догадывается? Ну, про тебя?
— Нет. Ты что, с ума сошла? Это же охота. По правилам он должен все узнать
только в последний момент.
— Как тебе удается столько времени все скрывать?
— Помогают условности английской жизни. Раздельные спальни, викторианский ужас
перед наготой, чопорный ритуал отхода ко сну. В аристократических кругах это
просто — достаточно завести определенный порядок, а потом его поддерживать. По
настоящему сложно другое — постоянно отодвигать развязку. Это действительно
требует напряжения всех душевных сил.
— Да, — согласилась я, — твоя выдержка удивительна.
— Брайан — это мой Моби Дик, — сказала И Хули и усмехнулась. — Хотя dick у
бедняги не очень то моби…
— Сколько ты его гонишь? Пять лет? Или шесть?
— Шесть.
— И когда ты планируешь…
— На днях, — сказала И Хули.
От неожиданности я вздрогнула. Она обняла меня за плечи и прошептала:
— Мы здесь как раз для этого.
— Почему ты решила сделать все в Москве?
— Здесь безопаснее. И потом, удивительно удобная ситуация. Брайан не просто
знает пророчество, по которому сверхоборотень должен появиться именно в этом
городе. Он собирается сам стать сверхоборотнем. Он почему то уверен, что для
этого надо отслужить в храме, который был разрушен и восстановлен, нечто вроде
черной мессы по методике его дурацкой секты. Все должно происходить без
свидетелей. Его единственным помощником буду я, поскольку у меня есть требуемое
посвящение.
— Откуда?
— Он мне его и дал.
Меня вдруг поразила одна догадка,
— Подожди ка… А ты сама веришь в сверхоборотня?
— В каком смысле?
— Что он придет, и мы ясно его увидим, и все такое прочее — ну, как ты мне
писала?
— Я тебе не писала, что я в это верю. Я писала, что Брайан так говорит. А меня
вся эта мистика не занимает. Пускай сверхоборотень приходит или не приходит, мне
до него дела нет. Но лучшей возможности для… — она щелкнула пальцами, чтобы я
поняла, о чем речь, — мне не найти.
— Ну ты и хитрюга!
И Хули очаровательно улыбнулась. Только теперь я поняла ее замысел. Наверно, что
то похожее испытывает начинающий шахматист, когда перед ним раскрывается замысел
Пирамида