подсветкой.
La Pyramide.
Новый вход в парижский Лувр стал почти столь же знаменитым, как и сам музей. Его
украшала модернистская стеклянная пирамида, созданная американским архитектором
китайского происхождения И. М. Пеем, вызывавшая негодование у традиционалистов.
Они полагали, что это сооружение разрушает стиль и достоинство Ренессанса. Гете
называл архитектуру застывшей музыкой, и критики Пея прозвали пирамиду скрипом
ногтя по классной доске. Продвинутые же поклонники считали прозрачную, высотой в
семьдесят один фут пирамиду поразительны сплавом древней традиции и современных
технологий, символическим связующим звеном между прошлым и настоящим. И были
убеждены, что украшенный таким образом Лувр займет достойное место в третьем
тысячелетии.
– Вам нравится наша пирамида? – спросил агент. Лэнгдон нахмурился. Похоже,
французы просто обожают задавать американцам такие вопросы. Вопрос, конечно, с
подковыркой. Стоит признать, что пирамида нравится, и тебя тотчас же причислят к
не имеющим вкуса американцам. Сказать, что не нравится, значит обидеть
французов.
– Миттеран был человеком смелым и прямолинейным, – дипломатично ответил Лэнгдон.
Говорили, что этот покойный ныне президент Франции страдал так называемым
фараоновым комплексом. С его легкой руки Париж наводнили египетские обелиски и
прочие предметы древней материальной культуры. Франсуа Миттеран питал загадочное
пристрастие ко всему египетскому и не отличался при этой особой разборчивостью,
поэтому французы до сих пор называли его Сфинксом.
– Как зовут вашего капитана? – Лэнгдон решил сменить тему разговора.
– Безу Фаш, – ответил агент, направляя машину к главному входу в пирамиду. – Но
мы называем его le Taureau.
Лэнгдон удивленно поднял на него глаза:
– Вы называете своего капитана Быком?
Что за странное пристрастие у этих французов – давать людям звериные прозвища!
Агент приподнял бровь:
– А ваш французский, месье Лэнгдон, куда лучше, чем вы сами в том признаетесь.
Мой французский ни к черту не годится, подумал Лэнгдон, а вот в иконографии
знаков Зодиака я кое что смыслю. Таурус всегда был быком. Астрологические
символы одинаковы во всем мире.
Агент остановил машину и указал на большую дверь в пирамиде между двух фонтанов.
– Вход там. Желаю удачи, месье.
– А вы разве не со мной?
– Согласно приказу я должен оставить вас здесь. У мен: есть другие дела.
Лэнгдон вздохнул и вылез из машины. Игра ваша, правила – тоже.
Взревел мотор, и «ситроен» умчался прочь.
Глядя вслед быстро удаляющимся габаритным огням, Лэнгдон подумал: А что, если
пренебречь приглашением? Пересечь площадь, поймать у выхода такси и отправиться
в отель, спать?.. Но что то подсказывало ему, что идея эта никуда не годится.
Лэнгдон шагал к туманной дымке фонтанов, и у него возникло тревожное
предчувствие, что он переступает воображаемый порог в какой то совсем другой
мир. Все этим вечером происходило словно во сне. Двадцать минут назад он мирно
спал в гостиничном номере. И вот теперь стоит перед прозрачной пирамидой,
построенной Сфинксом, и ожидает встречи с полицейским по прозвищу Бык.
Я в плену картины Сальвадора Дали, подумал он.
И шагнул к главному входу – огромной вращающейся двери. Фойе за стеклом было
слабо освещено и казалось безлюдным.
Может, постучать?
Интересно, подумал Лэнгдон, приходилось ли кому либо из известнейших египтологов
Гарварда стучаться в дверь пирамиды в надежде, что им откроют? Он уже поднял
руку, но тут за стеклом из полумрака возникла какая то фигура. Человек торопливо
поднимался по винтовой лестнице. Плотный, коренастый и темноволосый, он походил
на неандертальца. Черный двубортный костюм, казалось, вот вот лопнет на широких
плечах. Ноги короткие, кривоватые, а в походке так и сквозила властность. Он на
ходу говорил по мобильному телефону, но закончил разговор, как только подошел к
двери, и жестом пригласил Лэнгдона войти.
– Я Безу Фаш, – представился он, как только Лэнгдон прошел через вращающуюся
дверь. – Капитан Центрального управления судебной полиции. – И голос его
соответствовал внешности, так и перекатываясь громом под стеклянными сводами.
Лэнгдон протянул руку:
– Роберт Лэнгдон.
Огромная ладонь Фаша сдавила его руку в крепком рукопожатии.
Я видел снимок, – сказал Лэнгдон. – Ваш агент говорил, будто Жак Соньер сделал
это сам и...
Мистер Лэнгдон, – черные глазки Фаша были точно вырезаны из эбенового дерева, –
виденное вами на снимке – это, увы, лишь малая часть того, что успел натворить
Соньер.
Глава 4
Осанкой и манерой держаться капитан Фаш действительно напоминал рассерженного
быка. Шагал напористо, слегка сгорбив плечи, тяжелый подбородок вдавлен в грудь.
Темные волосы были зачесаны назад и щедро напомажены каким то лосьоном, отчего
блестели и открывали сильно выступавший лоб. По пути темные глазки неустанно
обшаривали каждый сантиметр дороги, а еще так и излучали яростную
целеустремленность. Наверное, именно поэтому он пользовался репутацией человека
строгого и неуступчивого во всех вопросах.
Лэнгдон шел за капитаном по знаменитой мраморной лестнице, что вела к маленькому
внутреннему дворику в основании Стеклянной пирамиды. Спускаясь, они прошли мимо
двух вооруженных автоматами охранников из судебной полиции. Стало ясно: сегодня
никто не войдет и не выйдет из этого сооружения без разрешения капитана Фаша.
Вот они миновали наземный этаж и стали спускаться дальше, и Лэнгдон с трудом
подавил нервную дрожь. Несколько успокаивало, правда, присутствие капитана, но в
самом Лувре в лот час было мрачно, как в могиле. Лестница освещалась крошечными
лампочками, вмонтированными в каждую ступеньку, как в проходе кинотеатра.
Лэнгдон слышал, как под стеклянными сводами эхом отдается каждый его шаг. Подняв
голову, он увидел за стеклянной крышей пирамиды слабо мерцавшие разноцветные
отблески фонтанов.
– Как, нравится? – коротко осведомился Фаш и приподнял широкий подбородок.
Лэнгдон вздохнул, ему начали надоедать эти игры.
– Да, пирамида просто великолепна.
– Шрам на лице Парижа, – сердито проворчал Фаш. Один – ноль в его пользу.
Лэнгдон понял, что этому человеку трудно угодить. Известно ли капитану, подумал
он, что пирамида, построенная под патронажем Франсуа Миттерана, состоит из 666
стеклянных панелей, что вызывало много споров и кривотолков, особенно у
противников бывшего президента, поскольку 666 считалось числом сатаны?
Пирамида