Сайлас не сводил глаз с алтаря.
– Экскурсия ни к чему. Вы и без того потратили на меня время, сестра. Дальше я
как нибудь сам. – Не беспокойтесь, – ответила она. – Раз уж я все равно
поднялась...
Сайлас остановился. Они дошли до переднего ряда скамей, и алтарь находился всего
в пятнадцати ярдах. Всем своим массивным телом Сайлас развернулся к маленькой
женщине и заметил, как она вздрогнула, заглянув в его красные глаза.
– Не хочу показаться грубым, сестра, но, знаете, я как то не привык расхаживать
по дому Господню как на экскурсии. Не возражаете, если я помолюсь наедине с
нашим Создателем, ну а уж потом осмотрюсь?
– О да, конечно, – ответила сестра Сандрин, – Я подожду, посижу вон там, где
нибудь на задней скамье.
Сайлас опустил мягкую, но тяжелую руку ей на плечо и сказал:
– И без того чувствую себя виноватым, что разбудил вас. И просить остаться было
бы слишком. Так что ступайте себе спать. А я вдоволь налюбуюсь вашей церковью, а
потом сам найду выход.
Она забеспокоилась:
– А вы уверены, что не будете чувствовать себя покинутым?
– Совершенно уверен. И потом, молитва – это радость, которую не стоит делить ни
с кем другим.
– Воля ваша.
Сайлас снял руку с ее плеча.
– Доброй вам ночи, сестра. Храни вас Господь.
– И вас. – Сестра Сандрин направилась к лестнице. – Только, пожалуйста, когда
будете выходить, затворите двери поплотнее.
– Непременно. – Сайлас следил за тем, как она поднимается по ступенькам. Потом
отвернулся и опустился на колени в первом ряду, чувствуя, как впиваются в плоть
шипы.
Господь мой милосердный и всемогущий, Тебе посвящаю работу, которую должен
сотворить сегодня...
Высоко над алтарем, в тени хоров, сестра Сандрин исподтишка подглядывала через
балюстраду за монахом в сутане, что стоял на коленях перед алтарем. Ужас,
овладевший ею, подсказывал, что надо бежать, скрыться. Может, этот таинственный
гость, подумала она, и есть тот враг, о котором ее предупреждали. Может, именно
сегодня ей придется исполнить клятву, данную много лет назад. Но пока что она
решила остаться здесь, в темноте, и следить за каждым его шагом.
Глава 20
Выйдя из тени перегородки, Лэнгдон с Софи бесшумно двинулись по опустевшей
Большой галерее к пожарной лестнице.
Лэнгдон шел и раздумывал еще над одной загадкой. Этот новый поворот в череде
таинственных событий страшно беспокоил его. Капитан судебной полиции пытается
пришить мне убийство. Зачем?
– Как думаете, – прошептал он, – может, это Фаш написал послание на полу?
Софи даже не обернулась.
– Нет, это невозможно.
А вот Лэнгдон не был уверен.
– Но он просто из кожи лезет вон, чтобы упрятать меня за решетку. Может, он
приписал мое имя в надежде, что это станет веской уликой?
– Что именно? Последовательность Фибоначчи? Постскриптум? Все эти штучки да
Винчи и символизм? Нет, на такое был способен только мой дед.
Лэнгдон понимал: она права. Ведь символика всех ключей к разгадке сведена
воедино очень умелой рукой – пятиконечная звезда, знаменитый рисунок да Винчи,
символ богини, даже последовательность Фибоначчи. Последовательный набор
символов, так бы сказали ученые. Все тесно связано воедино.
– И еще сегодняшний звонок, – напомнила Софи. – Ведь он говорил, что хочет
рассказать мне что то очень важное. Уверена, послание на полу Лувра – не что
иное, как последняя попытка деда сообщить мне что то важное. И только вы
способны помочь мне понять, что именно.
Лэнгдон нахмурился. На вид идола родич! О мина зла! Нет, смысл этих строк был
ему совершенно непонятен, разобраться в нем он пока бессилен, пусть даже от
этого зависит жизнь Софи, да и его собственная тоже. Все только осложнялось с
каждой минутой с того момента, как он увидел эти загадочные слова. И имитация
прыжка из окна тоже не добавит Лэнгдону доверия Фаша. Он сомневался, что капитан
оценит юмор, обнаружив в прицепе трейлера кусок мыла вместо главного
подозреваемого.
– Выход уже недалеко, – сказала Софи.
– Как вам кажется, могут цифры в послании вашего деда оказаться ключом к
пониманию других строк? – Однажды Лэнгдону довелось работать над старинной
рукописью, где эпиграфы содержали шифры и определенные строчки в них служили
кодами к расшифровке остальных строк.
– Я весь вечер ломала голову над этими цифрами. Суммы, равенства, производные.
Ничего не получается. С чисто математической точки зрения они выбраны наугад.
Криптографическая бессмыслица.
– Однако они являются частью последовательности Фибоначчи. Это не может быть
простым совпадением.
– Да, это не случайное совпадение. Используя последовательность Фибоначчи, дед
как бы подавал мне сигнал. Впрочем, и остальное тоже служило сигналом: то, что
послание было написано по английски; расположение тела, копирующее мой любимый
рисунок; пятиконечная звезда. Все ради того, чтобы привлечь мое внимание.
– А что именно говорит вам пентакл?
– Ах да, я не успела вам сказать. Пятиконечная звезда еще в детстве была для
меня с дедом особым символом. Мы играли в карты таро, и моя указующая карта
всегда оказывалась из набора пентаклов. Уверена, дед мне подыгрывал, но с тех
пор пентакл имел для нас особый смысл.
Лэнгдон удивился. Они играли в таро? Эта средневековая карточная игра была
наполнена такой потайной еретической символикой, что Лэнгдон посвятил ей
отдельную главу в своей новой рукописи. Игры в двадцать две карты назывались
«Женщина папа», «Императрица» и «Звезда». Изначально карты таро были придуманы
как средство тайного распространения мировоззрений, чуждых Церкви и запрещенных
ею. Теперь мистические свойства карт использовались в основном гадалками.
Указующий набор в картах таро использовался для обозначения божественной сути
женского начала, подумал Лэнгдон. И все опять сводится к пятиконечной звезде.
Они добрались до пожарного выхода, и Софи осторожно приоткрыла дверь на
лестничную площадку. Сигнализация на этот раз не включилась. Лишь внешние двери
музея были снабжены сигнализацией. Они с Лэнгдоном начали спускаться по узким
пролетам, с каждым шагом прибавляя скорость. – Ваш дед, – сказал Лэнгдон, едва
поспевая за Софи, – когда он говорил вам о пятиконечной звезде, то, случайно, не
упоминал о поклонении богине или о каких либо запретах Католической церкви?
Пирамида