– Этот стиль письма называется сфумато, – сказал Соньер. – Очень сложная
техника, такого эффекта трудно добиться. Леонардо это удавалось лучше, чем всем
другим живописцам.
Но Софи совсем не нравилась картина.
– Она так смотрит... будто знает то, чего не знают другие. Как дети в школе,
когда у них есть секрет.
Дед рассмеялся:
– Ну, отчасти потому она так и знаменита. Люди продолжают гадать, чему это она
так улыбается.
– А ты знаешь, почему она улыбается?
– Может, и знаю. – Дед подмигнул ей. – Придет день, и я расскажу тебе об этом.
Софи сердито топнула ножкой:
– Я же говорила, что терпеть не могу всякие там тайны!
– Принцесса, – улыбнулся он, – жизнь полна тайн. И узнать все сразу никак не
получится.
– Мне надо вернуться, – сказала Софи. Голос ее прозвучал как то странно глухо. –
К «Моне Лизе»? – догадался Лэнгдон. – Сейчас? Софи пыталась взвесить все «за» и
«против».
– Меня в убийстве не подозревают. Думаю, стоит рискнуть. Я должна понять, что
хотел сказать мне дед.
– А как же посольство?
Софи чувствовала себя виноватой перед Лэнгдоном за то, что бросает его на
произвол судьбы в такой момент, но другого выхода просто не видела. И она
указала на металлическую дверь одним пролетом ниже.
– Ступайте через эту дверь. Смотрите на освещенные указатели, они приведут вас к
выходу. Дед часто водил меня в музей именно через эту дверь. Потом дойдете до
контрольных турникетов. Ночью они открываются автоматически. – Она протянула ему
ключи от машины. – Моя красная, «смарт», стоит на служебной стоянке. Вы знаете,
как доехать отсюда до посольства?
Лэнгдон взял ключи и кивнул.
– Послушайте, – уже более мягким тоном добавила Софи, – не обижайтесь на меня.
Думаю, дед оставил мне послание у «Моны Лизы», некий ключ или намек на того, кто
совершил убийство. Заодно, может, пойму, почему и мне грозит опасность. – И что
произошло с моей семьей. – Я должна там быть.
– Но если он намеревался предупредить вас об опасности, проще было бы написать
на полу. К чему такие сложности, все эти словесные игры?
– Думаю, причина тут одна. Дед не хотел, чтобы об этом узнал кто то другой. Даже
полиция. – Нет, совершенно очевидно: дед сделал все, что было в его силах, чтобы
передать сообщение именно ей. Написал анаграммы, включил инициалы ее прозвища,
велел разыскать Роберта Лэнгдона. Последнее было очень мудрым решением с его
стороны, ведь именно Лэнгдону, американскому специалисту по символам, удалось
расшифровать код. – Возможно, вам это покажется странным, – добавила Софи, – но
думаю, дед хотел, чтобы я добралась до «Моны Лизы» раньше других.
– Я с вами.
– Нет! Мы же не знаем, может, полиция решит вернуться в Большую галерею. Вам
пора. Идите же!
Лэнгдон колебался. Похоже, любопытство ученого было готово взять верх над
чувством самосохранения.
v, – Идите. Сейчас же! – Софи благодарно улыбнулась ему. – Увидимся в
посольстве, мистер Лэнгдон.
– Согласен встретиться с вами при одном условии. – Голос его звучал строго и
сухо.
Софи удивленно посмотрела на него:
– Это при каком же?
– В том случае, если вы перестанете называть меня мистером Лэнгдоном.
Губы его растянулись в лукавой улыбке, и Софи не могла не улыбнуться в ответ.
– Удачи, Роберт.
Лэнгдон спустился до первого этажа, и в ноздри ему ударил запах льняного масла и
алебастра. Впереди, в конце длинного коридора виднелась ярко освещенная табличка
со стрелкой: «SORTIE / ВЫХОД».
Лэнгдон ступил в коридор.
По правую руку располагались реставрационные мастерские, там находилась целая
армия статуй, подлежащих восстановлению. Справа Лэнгдон увидел мастерские, живо
напомнившие ему классы для занятий искусством в Гарварде, – целые ряды
мольбертов и подрамников, тюбики с красками, шпатели, рамы и инструменты для их
изготовления.
Шагая по длинному коридору, Лэнгдон думал о том, что вот вот очнется от этого
странного сна и окажется в Кембридже, дома, в постели. Весь сегодняшний вечер
казался кошмарным сном. Я – беглец, преследуемый полицией. Едва не выпрыгнул из
окна Лувра. Нет, это просто дикость какая то!..
Из головы не выходили анаграммы, оставленные Соньером, и Лэнгдону было страшно
интересно, что же найдет Софи у знаменитой картины. Если вообще что то найдет.
Но она абсолютно уверена: дед хотел, чтобы она еще раз пришла к знаменитому
полотну. Вроде бы вполне приемлемая интерпретация, однако Лэнгдона беспокоил
теперь другой парадокс.
Постскриптум. Найти Роберта Лэнгдона.
Соньер написал его имя на полу, велел Софи разыскать его. Но к чему? Просто
чтобы Лэнгдон помог ей разгадать анаграммы?..
Вряд ли.
Ведь у Соньера не было причин полагать, что Лэнгдон так уж силен в разгадывании
анаграмм. Мы с ним даже не встречались ни разу. Более того, Софи ясно дала
понять: она смогла бы разгадать анаграммы и без его помощи. Ведь именно Софи
первой догадалась, что цифры на полу – не что иное, как последовательность
Фибоначчи. И нет никаких сомнений в том, что в самом скором времени она
расшифровала бы и остальную часть послания.
Софи должна была расшифровать анаграммы сама, в этом Лэнгдон был теперь
совершенно уверен. Но тогда зачем понадобилось Соньеру писать его имя, призывать
найти именно его? Какая в этом логика?
Почему именно я? Так размышлял Лэнгдон, идя по коридору. Почему Соньер в
предсмертном послании выразил внучке свою последнюю волю – разыскать меня? Что я
такого особенного, по мнению Соньера, мог знать?..
И тут вдруг Лэнгдон остановился как вкопанный. Начал судорожно шарить по
карманам и достал компьютерную распечатку. И уставился на последнюю строку в
послании Соньера.
P. S. Найти Роберта Лэнгдона.
Две первые буквы...
P. S.
Его словно током пронзило. Он вспомнил все – и увлечение Соньера играми и
символами, и свой собственный многолетний опыт в работе над символикой в
искусстве. Озарение! Все наконец сошлось! Все, что делал сегодня ночью Жак
Пирамида