ошибся. Не был он зоологическим явлением. Более того, не был
он и политическим демагогом. Он, по-видимому, искренне был
потрясен тем, что вот он в муках, а может быть, и в порыве
неистового вдохновения создал морально-нравственную
ситуацию, пригвоздив к позорному столбу грубых и алчных
медведей, а также ловких и пронырливых зайцев, и вдруг -
пожалуйста! - Возникает какой-то колесниченко, ловкач,
этакий мотылек, литературный паразит по призванию, ни мук
творчества у него не бывает, ни вдохновения, а просто зоркие
глаза да загребущие лапы - хватает то, что плохо лежит,
тяп-ляп, быстренько перелопачивает - и готово! А чтобы
половчее концы в воду, уповая на то, что читать на нем все
равно никто не умеет...
Дурак он, этот о. Орешин, вот что. Причем дурак не в
обиходном, легком смысле слова, а дурак, как представитель
особого психологического типа. Он среди нас как
пришелец-инопланетянин: совершенно иная система ценностей,
незнакомая и чуждая психология, иные цели существования, а
то, что мы свысока считаем заскорузлым комплексом
неполноценности, болезненным отклонением от психологической
нормы, есть на самом-то деле исходно здоровый костяк его
миропонимания.
- ...А в противном случае никто из нас, честных
писателей, а их ведь большинство, колесниченки просто
бросаются в глаза, а большинство все-таки составляют такие
люди, как мы с вами, для которых главное - честный труд,
тщательное изучение материала, идейно-художественный
уровень...
- И животноводство!- Рявкнул я по наитию.
Целую секунду, а может быть, и две трубка молчала.
Затем орешин произнес нерешительно:
- Животноводство? Да... Животноводство - без всякого
сомнения... Но вы поймите, феликс Александрович, какое
обстоятельство здесь для меня является самым важным...
И он затянул все сначала.
В общем, мы договорились с ним так, что я ознакомлюсь с
этим делом поближе: прочитаю басню, прочитаю повесть,
побеседую с колесниченкой, а уж потом мы созвонимся и
возобновим этот интересный и полезный разговор.
Ф-фу! Я бросил трубку и наподобие счастливчика джима,
вскочивши с ногами на дИван, принялся яростно чесать у себя
под мышками и корчить ужасные гримасы. Нет спасения,
крутилось у меня в голове. Нет им спасения, повторял я,
подпрыгивая и гримасничая. Нет и не будет нам спасения ныне
и присно, и во веки веков, аминь! Потом я запыхался, упал на
дИван спиной и разбросал руки крестом.
Только сейчас я заметил, что в комнате совсем темно.
Уже вечер, хоть и ранний, а все-таки вечер, и я не без
грусти подумал, что всего несколько лет назад я в такую вот
пору еще садился за машинку и набарабанивал две-три
полноценные страницы, а теперь амба, товарищ сорокин, теперь
ничего путного в такую пору вам уже не набарабанить, только
настроение себе испортите, и все дела...
И снова зазвонил телефон. Я кряхтя поднялся и взял
трубку. Я еще не успел осознать вспыхнувшую надежду, что это
рита, когда мужской голос тихо произнес:
- Феликса Александровича, будьте добры.
- Я.
После маленькой паузы голос спросил:
- Простите, феликс Александрович, вы получили наше
письмо?
- Какое письмо?
- Э-э... Наверное, еще не дошло... Простите, феликс
Александрович... Мы тогда позвоним дня через два...
Простите... До свидания...
И пошли короткие гудки.
Что за черт... Я торопливо перебрал в памяти все письма
последних дней и вдруг вспомнил про коричневый конверт без
обратного адреса. Куда я его сунул? А! Я его в карман куртки
сунул, да и забыл... Невнятное тоскливое предчувствие,
которое я ощутил давеча, обнаружив отсутствие обратного
адреса, снова овладело мною.
Я включил свет, сходил в переднюю за конвертом и,
усевшись за стол, стал разглядывать штемпели. Ничего
особенного в штемпелях не оказалось. Москва г-69 - где
это?.. Бумага очень плотная, на просвет не проглядывается,
но на ощупь в конверте ничего, кроме письма, нет. Я взял
ножницы и аккуратно, по самому краю, взрезал конверт. Внутри
оказался второй, тоже тщательно заклеенный, но уже вполне
стандартный конверт с картинкой. Адреса на нем не было,
написано было только: "феликсу Александровичу сорокину
лично! Посторонним не вскрывать!"
Я поймал себя на том, что сижу, выпятив губу, в полной
нерешительности. Телефонный звонок... "Мы позвоним..."
Катькин кадровик... Перспектива нести этот конверт куда
следует и давать какие-то объяснения, в том числе и в
письменном виде, навалилась на мою душу. А впрочем...
Я решительно взрезал и второй конверт.
В нем оказался листок почтовой бумаги с голубым
обрезом. Четким и даже красивым почерком черными чернилами
написано там было следующее. Без обращения.
"Мы давно уже догадались, кто вы такой. Ваша судьба так
дорога и понятна нам, что с нашей стороны ни о какой угрозе
разоблачения не может быть и речи. Наоборот, мы готовы
приложить все силы к тому, чтобы погасить слухи, которые уже
возникают относительно вас и причин, по которым вы среди нас
оказались. Если вы не можете покинуть нашу планету (или наше
время) по техническим причинам, то знайте: наши технические
возможности пусть невелики, но они в полном вашем
распоряжении. Мы будем звонить вам. Работайте спокойно".
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида