ты так легкомысленно разглагольствовал перед нами полчаса назад. Порукой
тому седые волосы Феди, которому удалось увести планетолет от Вэйяна
только после пятой или шестой попытки.
Юрковский замолчал и стал, посвистывая, ходить по кают-компании.
Быков напряженно думал, что могли означать странные слова "тяготение
изменило время и пространство". Но едва он собрался задать вопрос, как
Дауге, уже с минуту иронически поглядывавший на Юрковского, положил конец
дискуссии:
- Владимир, хватит болтать! Накрывай на стол и зови Анатолия
Борисовича. Пора ужинать.
После ужина за столом остались все, кроме Крутикова, ставшего на
вахту. Ермаков, чуть заспанный, но, как всегда, гладко причесанный и
подтянутый, сидел над маленькой чашкой тонкого фарфора и с удовольствием
смаковал горячий кофе. Богдан и Юрковский, по обыкновению,
пересмеивались, вспоминая какие-то смешные случаи из их студенческой
жизни. Дауге серьезно и сосредоточенно составлял какой-то фантастический
напиток по меньшей мере из десяти различных фруктовых соков. Мягкий
матовый свет озарял каюту, все было устойчиво, уютно, спокойно, и Быков в
сотый раз подумал о том, как не вяжется такая обстановка с мыслью о
металлическом ящике, с бешеной скоростью поглощающем миллионы километров
черной пустоты.
- О чем задумался, Алексей? - спросил Дауге.
Быков виновато улыбнулся:
- Так, понимаешь... мысли! Вот сидим, чаи распиваем... Я совсем не
так себе это представлял.
- Да как ты это вообще представлять мог? - Иоганыч комически
изумился. - Ах, по книжкам? По газетным очеркам?
- Хотя бы...
Юрковский напыщенно изрек:
- Героические межпланетники отважно преодолевали все трудности
опасного перелета, мужественно шагая навстречу опасности...
- Да... вроде этого. И, кроме того, я ожидал невесомости и всяческих
новых ощущений.
- Да побойся бога...
- Нет-нет, я знаю, что в корабле, движущемся с постоянным
ускорением, невесомости быть не может. Но все-таки это было
разочарованием.
Богдан и Дауге расхохотались.
- Поверьте, Алексей Петрович, - серьезно сказал Юрковский, - без
невесомости гораздо удобнее. Вам ведь посчастливилось. А вот, помнится,
тому назад лет шесть совершали мы рейс на Луну. И с нами отправился -
тоже в свой первый рейс, заметьте, - некий специалист. Только не по
пустыням, а по селенографии. Много времени он писал о Луне, изучал Луну,
спорил о Луне, а на Луне никогда до того не был. Боялся лететь. Но... так
уж устроена наша жизнь...
- Это ты про Глузкина? - спросил Дауге.
- Про него, про Глузкина, - усмехнулся Юрковский. - Так вот,
стартовали мы. Летим. Выключили реактор, освободили пассажиров из
амортизационных ящиков. Все им было сверхинтересно - невесомость,
понимаете ли, новые ощущения и прочее. Этот Глузкин тоже радуется, хотя и
бледен немного. Часа через два подбирается он ко мне и спрашивает: "Где
здесь умывальная комната, товарищ?" А я, видите ли, забыл, что он
новичок. "Идите, - говорю, - по коридору, последняя дверь направо". И
ничего больше не объяснил. Он, сердешный друг, и отправился.
Теперь улыбались все: Дауге, Богдан и даже Ермаков. Быков слушал
насупясь.
- Ну, заперся там, как полагается, - продолжал Юрковский. - Проходит
пять, десять минут, четверть часа - нет его! Потом появляется... весь
мокрый с ног до головы. Ругается, водяные пузыри вокруг него целым
облаком летают... Мы все кто куда прятаться. Включили на полную мощность
вентиляторы, насилу очистили коридор. Ругался селенограф - спасу не было!
До сих пор краснею, когда вспоминаю. А ведь там с нами были женщины. Вот
что иногда невесомость учиняет, Алексей Петрович! - торжественно заключил
Юрковский.
- Да, в общем, невесомость - удовольствие ниже среднего, -
подтвердил Дауге, когда смех утих. - Пока научишься, как себя вести,
намучаешься изрядно...
- Я помню, - сказал Богдан, - как один товарищ...
- Погодите-ка, - прервал его Ермаков.
Тонкий, едва слышный звук доносился сверху, то стихая, то усиливаясь
волнообразно, словно писк комара в лагерной палатке. И Быков увидел, как
медленно сошла краска с окаменевшего лица Ермакова, как внезапно до
синевы побледнел Дауге, широко раскрыл глаза Спицын, а на скулах
Юрковского выступили желваки. Все смотрели куда-то поверх его головы. Он
обернулся. Под самым потолком, в складках стеганой кожи обивки,
разгорался, пульсируя, красноватый огонек. Кто-то хрипло чертыхнулся и
вскочил. С сухим стуком упал стакан, по скатерти расползлось красное
пятно. И в то же мгновение оглушительный звон заполнил кают-компанию.
Потолок, лица, Руки, белая скатерть - все озарилось зловещим малиновым
блеском.
- Излучение! - проревел над самым ухом чей-то незнакомый голос.
Быков как завороженный глядел на судорожно вспыхивающую красную
лампочку-индикатор, похожую на палец, торчащий из стены. "Дзанн, дзан,
дзззанн!" - надрывался сигнальный звонок. Дверь распахнулась, на пороге
появился Крутиков.
- Излучение! - крикнул он.
Осунувшееся лицо его было покрыто потом. Ермаков спокойно
проговорил, едва разжимая белые губы:
- Видим и слышим.
- Почему, откуда? - пробормотал Богдан.
Юрковский пожал плечами:
- Праздный вопрос.
- Не праздный, не праздный! - словно задыхаясь, торопливо сказал
Дауге. - Может быть, еще можно закрыться...
- Спецкостюмы?
- А хотя бы и спецкостюмы!
- Ерунда, - убежденно сказал Богдан. - Ведь пробило оболочку и
защитный слой...
Скачать книгу [0.24 МБ]
Пирамида