куда-то испарилось.
- У тебя, вероятно, есть какие-нибудь соображения по этому поводу? -
продолжал Дауге совершенно серьезным тоном. - Ты, конечно, что-нибудь
придумал во время... своего бдения? Нечто общеполезное...
- Видишь ли, Иоганыч... - проникновенно начал Быков, делая
многозначительное лицо и не имея ни малейшего представления о том, чем он
кончит начатую фразу.
- Да-да, я тебя понял, - прервал Дауге кивая. - И ты совершенно -
понимаешь? - _абсолютно_ прав! Именно так и обстоит дело. Атмосфера
Венеры _действительно_ не способна пропускать радиолучи, но при строго
определенном диапазоне мы допускаем возможность прорыва этой
радиоблокады. Этот диапазон определен из - чисто теоретических, а равно и
наблюдательных данных относительно локальных ионизирующих полей... чего,
инженер?..
- Венеры, - мрачно произнес Быков.
- Именно - Венеры! Атмосфера планеты пропускает иногда волны и
других длин, но это - явление случайное, на него рассчитывать не
приходится. Поэтому задача состоит в том, чтобы определить полосу
пропускания, а определив, забросить маяки на поверхность... на
поверхность чего?
- Венеры! - повторил Быков с ненавистью.
- Великолепно! - восхитился Дауге. - Ты не зря провел ночь без сна.
Однако все попытки забросить на поверхность радиостанцию кончались...
чем, инженер?
- Хватит, - ответствовал Быков, ерзая на кресле.
- Гм... Странно. Они, друг мой, кончались неудачей. Скорее всего,
эти маяки-танкетки разбивались о скалы. Или, во всяком случае, приходили
в негодность во время спуска. Но, если бы даже они не разбивались, что
толку от них? Они бы не помогла нам. Зато теперь у нас есть... что у нас
есть?
- Терпения у нас уже нет, - мрачно сказал Быков.
Дауге торжественно провозгласил:
- У нас есть "Хиус", и есть маяки, и найдена полоса пропускания, в
коей сигналы оных маяков прорываются через атмосферу. Значит, у нас есть
все, кроме терпения, а это уже дело наживное. Можно, пожалуй, спать
спокойно.
Алексей Петрович грустно вздохнул и поднялся.
- Бессонница, - проговорил он.
Дауге кивнул:
- Бывает...
Быков прошелся по комнате и остановился перед тремя
стереофотоснимками на стене. Левый изображал старинную узкую улицу
какого-то прибалтийского города, правый - межпланетный корабль, похожий
на колоссально увеличенный винтовочный патрон времен Великой
Отечественной войны, уткнувшийся острым носом в черное небо. На средней
фотографии Быков увидел молодую грустную женщину в закрытом до шеи синем
платье.
- Кто это, Иоганыч? Жена?
- Д-да... Собственно, нет, - с неохотой проговорил Дауге. - Это Маша
Юрковская, сестра Володи. Мы разошлись...
- А, извини... - Инженер, прикусив губу, вернулся к креслицу и сел.
Дауге бесцельно листал страницы книги, лежащей перед ним на столе.
- Собственно, она ушла... Это будет точнее...
Быков молчал, разглядывая худое загорелое лицо друга. В свете
голубой лампы оно казалось совсем черным.
- Вот мне тоже не спится, Алексей, - проговорил Дауге печально. -
Жалко Поля. И на этот раз ехать не очень хочется. Я очень люблю Землю.
Очень! Ты, наверное, думаешь, что все межпланетники - убежденные
небожители. Неверно. Мы все очень любим Землю и тоскуем по голубому небу.
Это наша болезнь - тоска по голубому небу. Сидишь где-нибудь на Фобосе.
Небо бездонное, черное. Звезды, как алмазные иглы, глаза колют. Созвездия
кажутся дикими, незнакомыми. И все вокруг искусственное: воздух
искусственный, тепло искусственное, даже вес твой - и тот
искусственный...
Быков слушал не шевелясь.
- Ты этого не знаешь. Ты не спишь только потому, что чувствуешь себя
на пороге: одна нога здесь, другая там. А вот Юрковский сейчас сидит и
стихи пишет. О голубом небе, об озерных туманах, о белых облаках над
лесной опушкой. Плохие стихи, на Земле в любой редакции таких стихов -
килограммы, и он это прекрасно знает. И все-таки пишет.
Дауге захлопнул книжку и откинулся на спинку кресла, запрокинув
голову.
- А кругленький Крутиков, наш штурман, конечно, гоняет по Москве на
машине. С женой. Она за рулем, а он сидит и глаз с нее не сводит. И
жалеет, что детишек рядом нет. Детишки у него живут в Новосибирске, у
бабки. Мальчуган и девочка, очень славные ребята... - Дауге вдруг
засмеялся: - А вот кто спит, так это Богдан Спицын, наш второй пилот. У
него дом - в ракете. "Я, - говорит, - на Земле, как в поезде: хочется
лечь и заснуть, чтобы скорее приехать". Богдан - небожитель. Есть у нас
такие, отравленные на всю жизнь. Богдан родился на Марсе, в научном
городке на Большом Сырте. Прожил там до пяти лет, а потом мать его
заболела, и их отправили на Землю. И вот, рассказывают, пустили
маленького Богдашу погулять на травке. Он походил-походил, залез в лужу
да как заревет: "Домой хочу-у! На Марс!"
Быков радостно засмеялся, чувствуя, как тает, сваливается с души
тяжелый ком непонятных чувств. Все очень просто, он действительно на
пороге - одна нога еще здесь, а другая уже "там"...
- Ну, а что делает наш командир? - спросил он.
Дауге подобрался.
- Не знаю. Просто не могу себе представить... Не знаю.
- Тоже, наверное, спит, как и Богдан-небожитель...
Дауге покачал головой:
- Не думаю... Небо сейчас ясное?
- Нет, заволокло тучами...
- В таком случае - совсем не знаю. - Дауге покачал головой. - Я мог
бы себе представить, что Анатолий Ермаков сейчас стоит и глядит на яркую
звезду над горизонтом. На Венеру. И руки у него... - Дауге помолчал. -
Руки у него стиснуты в кулаки, и пальцы белые...
- Ну и фантазия у тебя, Иоганыч!..
- Нет, Алексей, это не фантазия. Для нас Венера - это, в конечном
Скачать книгу [0.24 МБ]
Пирамида