-... И в-седьмых, наконец, - рассудительно говорил
Эдик, любому специалисту, а тем более такой авторитетной
организации, должно быть ясно, товарищи, что так называ-
емый черный ящик есть не более как термин теории инфор-
мации, ничего общего не имеющий ни с черным цветом, ни с
определенной формой какого бы то ни было реального пред-
мета. Менее всего черным ящиком можно назвать данную пи-
шущую машинку "ремингтон" вкупе с простейшими электрон-
ными приспособлениями, которые можно приобрести в любом
электротехническом магазине, и мне кажется странным, что
профессор Выбегалло навязывает авторитетной организации
изобретение, которое изобретением не являет ся и реше-
ние, которое может подорвать ее авторитет.
- Я протестую, - сказал Фарфуркис, - во-первых, товарищ
представитель снизу нарушил здесь все правила ведения
заседания, взял слово, которое ему никто не давал, и
вдобавок, еще привысил регламент. Это раз. /я с ужасом
увидел, что печать колыхнулась и упала на несколько
сантиметров/ далее, мы не можем позволить товарищу пред-
ставителю порочить наших лучших людей, чернить заслужен-
ного профессора и научного консультанта товарища выбе-
галло и обелять имеющий здесь место и уже заслуживший
одобрение тройки черный ящик. Это два. / печать провали-
лась еще на несколько сантиметров/. Наконец, товарищ
представитель, надо бы вам знать, что тройку не интере-
суют никакие изобретения. Об'ектом работы тройки являет-
ся необ'ясненное явление, в качестве какового и выступа-
ет уже рассмотренный и рационализированный черный ящик,
он же эвристическая машина.
- Это же до ночи можно просидеть, - обиженно добавил
Хлебовводов. Ежели каждому представителю слово давать.
Печать снова осела. Зазор был теперь не более десяти
сантиметров.
- Это не тот черный ящик, - сказал я и проиграл еще
два сантиметра. - мне не нужен этот ящик! / еще
сантиметр/. Я протестую! На кой черт эта старая песочни-
ца с "ремингтоном'? Я жаловаться буду.
- Это ваше право, - вежливо сказал Фарфуркис. / санти-
метр /.
- Эдик, - умоляюще возвал я.
Эдик снова заговорил. Он взывал к теням ломоносова и
энштейна, он цитировал передовые центральных газет, он
воспевал науку и наших мудрых организаторов, но все было
вообще. Лавра Федотовича это затруднение наконец утоми-
ло, и, прервавши оратора, он произнес только одно слово:
- Неубедительно
Раздался тяжелый удар. Большая круглая печать впилась
в мою заявку.
2. Р а з н ы е д е л а
Мы покинули комнату заседаний последними. Я был по-
давлен. Эдик взял меня под локоть. Он тоже был расстро-
ен, но держался спокойней. Вокруг нас, увлекаемый инер-
цией своего агрегата, вился старикашка Эдельвейс. Он на-
шептывал мне слова вечной любви, обещал воду пить и ноги
мыть, и требовал под'емных и суточных. Эдик дал ему три
рубля и велел зайти послезавтра. Эдельвейс выпросил еще
полтинник за вредность и исчез. Мне стало легче.
- Ты не отчаивайся, - сказал Эдик. - у меня есть мысль.
- Какая? - вяло спросил я.
- Ты обратил внимание на речь Лавра Федотовича?
- Обратил, зачем это тебе?
- Я проверил есть ли у него мозги, - об'яснил Эдик.
- Ну и как?
- Ты же видел - есть. И я их ему задействовал. Они у
него совсем не задействованы. Сплошные бюрократические
рефлексы. Но я внушил ему, что перед ним настоящая маши-
на и что сам он не Вунюков, а настоящий администратор с
широким кругозором. Как видишь, кое-что получилось.
правда психическая упругость у него огромная. Когда я
убрал поле, никаких признаков остаточной деформации у
него не обнаружилось. Каким он был, таким и остался. Но
ведь это только прикидка, я вот посчитаю все как следу-
ет, настрою аппарат, и тогда мы посмотрим. Не может
быть, чтобы его нельзя было переделать. Сделаем его по-
рядочным человеком, и нам будет хорошо, и всем будет хо-
рошо, и ему будет хорошо....
- Вряд ли, - сказал я.
- Видишь ли, - сказал Эдик, - существует теория пози-
тивной реморализации. Из нее следует, что любое сущест-
во, обладающее хоть искрой разума, можно сделать поря-
дочным. Другое дело, что каждый отдельный случай требует
особого метода. Вот мы и поищем этот метод. Так что ты
не огорчайся. Все будет хорошо.
Мы вышли на улицу. Снежный Федя ждал нас. Он поднялся
со скамеечки, и мы втроем, рука об руку пошли вдоль ули-
цы первого мая.
- Трудно было? - спросил Федя.
- Ужасно, - сказал Эдик. - я и говорить устал и слушать
устал и вдобавок еще, кажется сильно поглупел. Вы заме-
чаете, Федя, как я поглупел?
- Нет еще, - сказал Федя застенчиво. - это обычно ста-
новится заметно через час-другой.
Я сказал: " хочу есть. Хочу забыться. Пойдемте
куда-нибудь и забудемся. Вина выпьем. Мороженного.... "
Скачать книгу [0.10 МБ]