- В кино, - вставил сейчас же Кронид.
- Разумеется. Еще чего.
- Договорились, - решил он. - Смотрим про демонов... - Кронид
мгновенно дернулся - обслужить, но он остановил его. - Да куда вы, Кронид
Сергеевич, в самом деле! Поешьте спокойно. Куда нам спешить теперь? Это
только Кузьма Иваныч у нас вечно куда-то спешит...
- И поэтому - ТАКОЙ КРАСИВЫЙ, - сейчас же добавил Эдик. Все
заулыбались. В том числе, слава богу, и сам Кузьма Иваныч. (Когда-то в
хорошую минуту Кузьма Иваныч рассказал им из своего детства, как его,
маленького, лупоглазого, деревенского, тетка перед гостями спросила - в
насмешку, конечно: "Кузя, а Кузя! А почему это ты у нас такой красивый?" И
он ответил - от обиды басом: "Бог дав!")
Телефон за спиной у Кронида тихонько пиликнул, Кронид - словно его
ветром сдуло - тут же оказался за своим столом, в закуточке у себя, в тени
абажура, и заговорил там вполголоса. Голубоватые блики экрана заплясали в
глазах его, и белые зубы блеснули.
Он вдруг поймал себя на том, что, оказывается, задерживает дыхание,
ожидая чего-то срочного и внезапного. Неприятного. Он ждал быстрого
невольного взгляда Кронида - из редкого сумрака, подсвеченного огоньками
пульта и телефонных экранов, - но взгляда не было, Кронид, не отрываясь,
смотрел на своего собеседника, и он тихонечко перевел дух. Политика,
подумал он привычно и с облегчением. Никогда не бывает так, как ты этого
ожидаешь. И всегда бывает НЕ ТАК...
- А помните, - сказал он неожиданно для себя, - как ему плохо стало
на Альбертовых поминках?.. Он ведь любил нас. Всех. Я это точно знаю.
- Ну хорошо, ну хватит... - проворчал Кузьма Иванович сквозь салат. -
Ну, любил... Мало ли. Он еще и песни хорошо спивал...
- И анекдоты рассказывал, - добавил Эдик с энтузиазмом.
- И бесстрашный был, дьявол. И добрый... Мало ли... Зря вы опять все
это затеваете, Станислав Зиновьевич. Чего об этом сейчас говорить? Враг!
- Был друг, стал враг... - он и сам не понимал, что он, собственно,
хочет сказать. И зачем.
Эдик раздраженно отбросил вилку так, что она лязгнула по блюду с
мясом.
- Господин Президент, - сказал он с нажимом. - Если у вас, все-таки,
появилось, наконец, какое-то конкретное и ясное предложение, я очень рад
этому и покорнейше прошу вас...
- Нет, - сказал он смиренно. - Нет у меня конкретного предложения.
По-прежнему. Просто я никак не могу привыкнуть, что все и всегда в этой
долбаной политике происходит НЕ ТАК! Не могу привыкнуть! - он, не глядя,
сунул бутылку в центр стола и поднялся. - И не хочу привыкать! Вот в чем
дело. Вы привыкли вот, молодые, а я, старый хрен, не могу и не хочу.
- Что значит: привыкли? - Эдик воинственно пожал плечами. - Просто мы
не даем себе воли, вот и все. Просто все, что было когда-то, теперь уже
несущественно. Теперь он уже не тот, теперь он предатель и враг, и надо
только ясно понять, как с этим быть. А если мы начнем вспоминать и
расслабляться...
- Согласен, - сказал он со всей возможной кротостью. - Вы правы,
Эдик. Не будем расслабляться. Виноват, расслабился! Это у меня - от
невозможности придумать выход...
- Положим, выход - он всегда есть... - проворчал Кузьма Иванович,
обтирая салфеткой не только губы, но и все свое обширное багровое чело:
щеки, залысый лоб, уши.
- Это не выход, - сказал он ему резко. - Это - выкидыш.
- Ну, это мы теперь уже с вами по второму кругу пошли... - проворчал
Кузьма Иваныч, а Эдик поправил:
- По третьему.
И тогда он сказал вслух то, о чем думал уже несколько дней:
- Он филателист.
Оба они уставились на него, не понимая.
- Старые конверты собирает, - пояснил он. - Большой знаток почтовых
штемпелей восемнадцатого века.
- Ну? - сказал Кузьма Иванович.
- Ладно. Не будем больше. Хватит, - он отмахнулся от их ожидающих
взглядов, выбрался из кресла и прошелся по комнате, прислушиваясь, не
болят ли колени. Колени, тьфу-тьфу, вроде бы не болели. Раздавленные
колени мои, подумал он.
("Послушайте, Хозяин, какой у вас вес?" - спросил с веселым
раздражением Николас. "Ну, большой..." "Так чего же вы хотите от своих
коленей? Это же почти медицинский термин - РАЗДАВЛЕННЫЕ КОЛЕНИ." Разговор
пятилетней давности. Разговор врача и пациента. Николас был врачом по
образованию. Терапевтом, и притом очень недурным... А я был тогда крепким
пожилым человеком, но колени у меня уже болели как проститутки. И вообще
все тогда уже было, все, что есть сегодня. И уже модно было использовать
на все случаи жизни всего два сравнения: "как проститутка" или "как
собака". Только никто тогда не называл меня Президентом - звали Хозяином,
Боссом, Шефом звали очень многие, Командиром, даже - Тренером... И Николас
был тогда не предателем и перебежчиком, а - другом, личным врачом и
начальником группы по связи с прессой.)
- А филатэлыст он - что? - сказал Кузьма Иванович с
кавказско-турецким акцентом. - Как слон кюшает: хвостом загрэбает и сует
сэбэ прямо в жопу? А головы нэт, и нэ надо? - он сам тут же над своим
анекдотом со вкусом засмеялся и, не переставая смеяться, принялся
натягивать пиджак. Из карманов посыпалась всякая мелочь, закачалась
задетая рукавом люстра. Это было сильное зрелище: Кузьма Иванович,
напяливающий на себя пиджак. Огромный (как слон) Кузьма Иванович, и
титанический, застилающий все горизонты и интерьеры, пиджак, всегда
траурно-черный и лоснящийся.
- Ну ладно, - объявил он по своему обыкновению. - "Не сыт, не
голоден, тольки бодрый", как бабуля говорила, царство ей небесное...
(Кузьма Иваныч был человек простой, военный. Еще десять лет назад он
служил летчиком: штурман морской авиации, Северный флот, майор, или
капитан третьего ранга, как вам будет угодно. Он был странный. И чувство
юмора у него было странное. "Здесь вам не тут! - любил он провозгласить
самым грозным образом. - Здесь вам быстро отвыкнут водку пьянствовать!"
"Сапоги надо чистить с вечера, - это было его любимое поучение. - Чтобы
утром надеть их на свежую голову..." Он был буквально набит подобными
перлами сержантско-старшинского, а также мичманского творчества. "Сейчас я
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида