Хозяин вообще не сластена, а по запискам ведь выходит - сластена, а?
Признайся? Запивоха, Нерон, развратник, сатир, так?..
Ваня смотрел на него, набычившись. Надо было бы остановиться, юноша
был странный, явно и опасно непредсказуемый, но останавливаться не
хотелось. Какого черта?..
- Мне нравился твой отец. Я вообще люблю нестандартных людей. Он
развлекал меня. Он-то воображал, что необходим мне как советник и
помощник... Впрочем, так оно и было - он помогал мне жить. Без него мне
сразу стало скучно... тускло... И он был умен! Знаешь, почему он не
советовал тебе показывать мне эти его записки? Он знал, что меня НЕЛЬЗЯ
шантажировать. Лучше уж сразу застрелиться. Это - второе обстоятельство, о
котором я хотел бы тебе сообщить...
- Я сжег эти страницы, - сказал Ваня с трудом. - Там было много
дурного про вас. Мне стало стыдно. За отца.
- Вот как? И что же там было?
- Я не хочу об этом говорить. Зачем? Это все неправда... или
полуправда... Я знаю о вас вещи и похуже, но никогда и никому об этом не
сказал бы... и не скажу...
- Например?
И вот тут-то он и высказался по поводу того случая в лесу.
(...Когда зажигалка отказалась зажигаться. Сначала отказалась быть на
обычном своем месте, а когда он, весь изогнувшись, выволок ее из
необычного, - она отказалась зажигаться...)
Разумеется, он ничего не знал и знать не мог. Он сказал только то,
что думал об этом. То, что себе вообразил. Как сложилось все это в его в
воображении. Видимо, у него самого некогда имели место определенные
неприятности с "опусканием". Вероятно, в армии. Или, может быть, в
тюрьме?..
Кто его за язык тянул, дурака молодого? Ох уж этот пресловутый
синдром юношеской открытости... Все настроение испортил. Разговор сразу
потерял всякую привлекательность. Разговор оказался скомкан и кончился не
по-доброму.
- Завтра же принесешь недостающие страницы, - сказал ему Станислав на
прощанье. - Можешь оставить себе копии, если так уж хочется. Или наоборот:
копии - мне, оригинал себе. Но - завтра.
Однако, завтра Ваня не пришел. И послезавтра тоже. Он вообще не
пришел. Пришлось специально его, дурака, разыскивать, его искали и нашли,
- в Москве, уже после путча, в начале сентября, в какой-то окраинной
больнице. Он был сильно обожжен - руки, лицо, горло, - и правая ступня
оказалась прострелена. Около Белого дома его видели, он был там заметен и
себя не жалел. Странный юноша.
- Ты странный юноша, - сказал ему Станислав в конце концов. - Но ты
мне нравишься. Я и сам странный, согласен-нет? Ладно, ты меня окончательно
убедил. Иди сейчас к Крониду Сергеичу... да-да, прямо сейчас... он сделает
тебе документы.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БОСС, ХОЗЯИН, ПРЕЗИДЕНТ *
1
Уже последнее совещание закончили и уже сели ужинать.
Верхний свет выключили для уюта, остался только торшер возле стола, и
круг белого света под торшером: ослепительная скатерть, закуски,
запотевшие бутылочки тоников и снующие над всем этим руки в белых
манжетах.
Кузьма Иванович, для профилактики хвативши полстакана джина (водки в
доме не оказалось), моментально сделался потный и красный и пошел
наваливать себе на тарелку салата - первое, что на глаза попалось. Эдик
обеими руками пригладил рыжие свои жесткие волосенки, вовсе не нуждающиеся
ни в приглаживании, ни в причесывании, и близоруко навис над закусками,
придирчиво вынюхивая, чего бы такого-этакого позволить себе - он был
гурман и разборчив. Кронид, отложивши наконец блокнот в сторонку (но
недалеко, на журнальный столик, - чтобы можно было мгновенно подхватить),
аккуратно, но быстро ел: насыщался, пока не затребовали.
Он смотрел на них и пил степлившуюся минералку. У него был сегодня
разгрузочный день. Жрать хотелось невыносимо - кишки так и крутило,
солоноватая, слабо газированная вода урчала внутри, заполняя там какие-то
голодные зияющие пустоты.
Он устал. Он всегда уставал, когда после долгих разговоров, расчетов,
прикидок, внезапных перебранок и столь же внезапных примирений ни к какому
решению так и не приходили. Четыре утомительных часа - коту под хвост.
Бедный кот.
- Кинишко посмотрим? - вяло спросил он.
- Можно, - согласился Эдик, а Кузьма Иванович, с полным ртом, только
пунцовыми своими щеками помотал отрицательно - он никогда не задерживался
дольше необходимого, дела у него были. Всегда. И везде. Он и закусить-то
остался только потому, что там, куда ему сейчас надо было ехать, - не
очень-то закусишь. Тем более, на ночь глядя.
- Кузьма Иваныч, плюньте, ей-богу... - сказал он ему вяло. - Без вас,
что ли, не обойдутся.
Кузьма Иванович только саркастически перекосился: мол, как же,
обойдутся они, держи карман шире. Подразумевалось: они-то без меня.
Конечно, обойдутся, но потом мне все сначала начинай и переделывай, чтобы
ты же мне головы не отвинтил своими упреками... Обмен этот репликами был
старинный и носил скорее ритуальный характер.
- Есть очень приличный "ужастик", - подал голос Кронид. - "Хохот
оттуда" называется. И есть новая картина Гаранина. "Тысяча девятьсот
девяносто третий"...
- Нет! - вскричал Эдик. - Только не это! Не надо Гаранина. И без него
жить тошно. Давайте уж лучше про покойников...
- Там не покойники, там - ДЕМОНЫ АДА.
- Тем более! Персильфанс! Обожаю демонов!
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида