Станислав. - Он был идеалист и даже - мистик. Сам-то он считал себя крутым
прагматиком, и всячески это подчеркивал, но это было не так. Совсем не
так. Он Гумилева любил. Николай Степановича. Любил читать "Капитанов",
вслух, с выражением... У него глаза загорались, и голос садился от
внутреннего восторга, когда он выговаривал: "Но в мире есть иные области,
луной мучительной томимы. Для высшей силы, высшей доблести они вовек
недостижимы..." Он читал тебе "Капитанов"?
- Да. И "Старый бродяга в Аддис-Абебе..." читал. И "Шестое
чувство"...
- Он был очень доверчив. Он выбирал человека, которому хотел верить,
и верил ему уже бесконтрольно и до конца.
- Зачем вы мне это говорите?
- Я не хочу, чтобы ты верил каждому слову в записках твоего отца.
- А я и не верю. Каждому слову.
- Правильно. Правильно поступаешь.
Но он, конечно, верил. Каждому слову. Что ж, это было только
естественно. И это могло оказаться даже полезным.
- Как погиб отец, ты знаешь? - спросил Станислав.
- Да.
- Это был несчастный случай, как ты полагаешь?
Ваня впервые поглядел ему прямо в глаза.
- Я думал, ВЫ мне скажете, что это было.
- Несчастный случай, - сказал Станислав решительно.
Если человек отправляется по грибы на Карельский, на озы реки
Волчьей, и пропадает там, и через неделю его находят под обрывом, в кроне
сосны, где он висит, застряв головой в развилке самой мощной ветви этой
кроны... Сорвался с края обрыва, провалился сквозь крону и насадил себя на
эту развилку "зебрами" своими с такой силой, что только чудом не лопнула у
него от удара шея... Конечно, несчастный случай. ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ пошел
человек по грибы, и с таким вот результатом. Случай. Разумеется.
Несчастный.
- Ты помнишь, кого отец назвал... в самом начале рукописи, помнишь?
- Да. Александр Гуриков. Сергей Жукованов. Марлен Косоручкин.
- Правильно. Так вот названные лица в органах не работают. Я проверял
специально, нет там таких... - Станислав сделал паузу. - Уже давно нет.
Несколько лет. А этого... Жукованова... уже и в живых нет. Совсем.
Ваня ничего на это не возразил, только губами шевельнул беззвучно.
Однако, у него явно была своя точка зрения по этому поводу.
- Ну ладно, - сказал Станислав. - У тебя, кажется, была просьба ко
мне?
- Да. Я хочу работать у вас.
- Вот как? И что ты умеешь?
Снова пожатие плеча - неопределенное и почти застенчивое. Но и
вызывающее одновременно.
- Убивать.
Станислав позволил себе тихонько присвистнуть.
- И где ты этому научился?
- Нигде. На улице.
- На улице ничему хорошему не научишься, - сказал Станислав.
(Он вдруг вспомнил маму - она стояла с мокрой тряпкой в руке - мыла
пол - и не пускала его во двор. Он сказал какую-то дерзость в ответ на эти
ее слова, она хлестнула его тряпкой по лицу и проговорила тихо: "Иди.
Ничтожество." Он пошел и до темноты торчал с огольцами в вонючем тоннеле
дворовой арки, но почему-то не было больше никакого удовольствия в этом
торчании. Что-то с ним произошло. Что-то изменилось решающе. Стало не
интересно. Улица перестала привлекать его... Он переменил друзей и вместе
с ними - систему ценностей. Он перестал курить и стал читать... Слова
оказывают на нас действие непредвиденное и непредсказуемое. Как и книги,
впрочем...)
- Прости, что ты сказал? - переспросил он.
- Я сказал, что я и не говорю, что это хорошо. Вы спросили, что я
умею, я - ответил.
- Да. Понимаю. Однако, я замечаю, что ты по-прежнему невысокого обо
мне мнения. Почему ты, собственно, решил, что мне понадобится умелый
убийца?
- Не знаю.
- Мне не нужны умелые убийцы. Я ведь сам - умелый убийца. Не так ли?
Ваня не ответил. Он кусал себе нижнюю губу и был пунцово-красен.
Странный мальчик. Похоже, у него - здоровенная дырка в душе. И не
заживает. Не рубцуется даже. Некроз души. Это мы понимаем...
- Я совсем не невысокого о вас мнения, - сказал Ваня. - Это все было
когда-то. Давно. Все с тех пор переменилось. Я же вижу...
- Ладно, - сказал Станислав. - Убедил. Я приму тебя на работу. Но при
одном условии. Ты отдашь мне недостающие страницы записок...
- У меня их нет....
- Причем - все. И те, что в самом конце, и те, которых не хватает в
середине.
- Нет у меня ничего... - Теперь он побледнел, даже губы стали у него
серо-голубыми, и только два пунцовых пятна остались на лице, почему-то -
на лбу.
- Я все понимаю, - сказал Станислав. - Отец наверняка там тебе пишет,
в самом конце, в постскриптуме: не показывай этих записок ЕМУ, незачем ему
знать, что тебе о нем известно, а что нет. Но ты рассудил по-своему. Тебе
показалось правильным, чтобы я знал, какие интересные вещи известны тебе
про меня... Но тут есть два обстоятельства.
Он замолчал и принялся раскуривать новую сигару. Ваня ждал.
Естественно. А что ему еще оставалось делать? Встать и гордо уйти? Нет,
это было исключено. Этого он позволить себе не мог.
- Первое, - сказал Станислав, затягиваясь. - Три четверти того, что
твой отец пишет про меня - не есть правда. Это не факты, это - артефакты.
Знаешь, что такое _а_р_т_е_ф_а_к_т_? Кое-что придумал он сам - у него была
богатая фантазия, он восхищал меня своей фантазией, честное слово...
Кое-что подкинул ему я, развлекаясь. Например, он пишет там, что к
старости я увлекся мальчиками... Пишет, пишет, не возражай мне!
Обязательно пишет. Он мне этих мальчиков сам почтительнейше поставлял, а
утром отправлял обратно, к месту прописки, как он любил говорить -
тихонько выпроваживал их из комнаты, чтобы не разбудить Хозяина. Он же был
уверен, что Хозяин дрыхнет без задних ног после бурной, не по возрасту,
ночки, а Хозяин в это время хихикал себе в подушку - свежий и хорошо
выспавшийся... У Хозяина много недостатков, это верно, но ЭТОГО - не было.
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида