вами приходил один товарищ, так он воспользовался.
-- И-и, батенька, так это же был Кристобаль Хунта! Что ему --
просочиться через канализацию на десяток лье... -- Маленький Человечек
горестно махнул рукой. -- Мы попроще... Диван он с собой взял или
трансгрессировал?
-- Н-не знаю, -- сказал я. -- Дело-то в том, что он тоже опоздал.
Маленький Человечек ошеломленно пощипал шерсть на правом ухе.
-- Опоздал? Он? Невероятно... Впрочем, разве можем мы с вами об
этом судить? До свидания, Александр Иванович, простите великодушно.
Он с видимым усилием прошел сквозь стену и исчез. Я бросил окурок в
мусор на полу. Ай да диван! Это тебе не говорящая кошка. Это что-то
посолиднее -- какая-то драма. Может быть, даже драма идей. А ведь
пожалуй, придут еще... Опоздавшие. Наверняка придут. Я посмотрел на
мусор. Где это я видел веник?
Веник стоял рядом с кадкой под телефоном. Я принялся подметать пыль
и мусор, и вдруг что-то тяжело зацепило за веник и выкатилось на
середину комнаты. Я взглянул. Это был блестящий продолговатый цилиндрик
величиной с указательный палец. Я потрогал его веником. Цилиндрик
качнулся, что-то сухо затрещало, и в комнате запахло озоном. Я бросил
веник и поднял цилиндр. Он был гладкий, отлично отполированный и теплый
на ощупь. Я пощелкал по нему ногтем, и он снова затрещал. Я повернул
его, чтобы осмотреть с торца, и в ту же секунду почувствовал, что пол
уходит у меня из-под ног. Все перевернулось перед глазами. Я пребольно
ударился обо что-то пятками, потом плечом и макушкой, выронил цилиндр и
упал. Я был здорово ошарашен и не сразу понял, что лежу в узкой щели
между печью и стеной. Лампочка над головой раскачивалась, и, подняв
глаза, я с изумлением обнаружил на потолке рубчатые следы своих ботинок.
Кряхтя, я выбрался из щели и осмотрел подошвы. На подошвах был мел.
-- Однако, -- подумал я вслух. -- Не просочиться бы в
канализацию!..
Я поискал глазами цилиндрик. Он стоял, касаясь пола краем торца, в
положении, исключающем всякую возможность равновесия. Я осторожно
приблизился и опустился возле него на корточки. Цилиндрик тихо
потрескивал и раскачивался. Я долго смотрел на него, вытянув шею, потом
подул на него. Цилиндрик качнулся сильнее, наклонился, и тут за моей
спиной раздался хриплый клекот и пахнуло ветром. На печке аккуратно
складывал крылья исполинский гриф с голой шеей и зловещим загнутым
клювом.
-- Здравствуйте, -- сказал я. Я был убежден, что гриф говорящий.
Гриф, склонив голову, посмотрел на меня одним глазом и сразу стал
похож на курицу. Я приветственно помахал рукой. Гриф открыл было клюв,
но разговаривать не стал. Он поднял крыло и стал искаться у себя под
мышкой, щелкая клювом. Цилиндрик все покачивался и трещал. Гриф перестал
искаться, втянул голову в плечи и прикрыл глаза желтой пленкой. Стараясь
не поворачиваться к нему спиной, я закончил уборку и выбросил мусор в
дождливую тьму за дверью. Потом я вернулся в комнату.
Гриф спал, пахло озоном. Я посмотрел на часы: было двадцать минут
первого. Я немного постоял над цилиндриком, размышляя над законом
сохранения энергии, а заодно и вещества. Вряд ли грифы конденсируются из
ничего. Если данный гриф возник здесь, в Соловце, значит, какой-то гриф
(не обязательно данный) исчез на Кавказе или где они там водятся. Я
прикинул энергию переноса и опасливо посмотрел на цилиндрик. Лучше его
не трогать, подумал я. Лучше его чем-нибудь прикрыть, и пусть стоит. Я
принес из прихожей ковшик, старательно прицелился и, не дыша, накрыл им
цилиндрик. Затем я сел на табурет, закурил и стал ждать еще чего-нибудь.
Гриф отчетливо сопел. В свете лампы его перья отливали медью, огромные
когти впились в известку. От него медленно распространялся запах гнили.
-- Напрасно вы это сделали, Александр Иванович, -- сказал приятный
мужской голос.
-- Что именно? -- спросил я, оглянувшись на зеркало.
-- Я имею в виду умклайдет...
Говорило не зеркало. Говорил кто-то другой.
-- Не понимаю, о чем речь, -- сказал я. В комнате никого не было, и
я чувствовал раздражение.
-- Я говорю про умклайдет, -- произнес голос. -- Вы совершенно
напрасно накрыли его железным ковшом. Умклайдет, или , как вы его
называете, волшебная палочка, требует чрезвычайно осторожного
обращения.
-- Потому я и накрыл... Да вы заходите, товарищ, а то так очень
неудобно разговаривать.
-- Благодарю вас, -- сказал голос.
Прямо передо мной неторопливо сконденсировался бледный, весьма
корректный человек в превосходно сидящем сером костюме. Несколько
склонив голову набок, он осведомился с изысканнейшей вежливостью:
-- Смею ли надеяться, что не слишком обеспокоил вас?
-- Отнюдь нет, -- сказал я, поднимаясь. -- Прошу вас, садитесь и
будьте как дома. Угодно чайку?
-- Благодарю вас, -- сказал незнакомец и сел напротив меня, изящным
жестом поддернув штанины. -- Что касается чаю, то прошу извинения,
Александр Иванович, я только что отужинал.
Некоторое время он, светски улыбаясь, глядел мне в глаза. Я тоже
улыбался.
-- Вы, вероятно, насчет дивана? -- сказал я. -- Дивана, увы, нет.
Мне очень жаль, и я даже не знаю...
Незнакомец всплеснул руками.
-- Какие пустяки! -- сказал он. -- Как много шума из-за какого-то,
простите, вздора, в который никто к тому же по-настоящему не верит...
Посудите сами, Александр Иванович, устраивать склоки, безобразные
кинопогони, беспокоить людей из-за мифического -- я не боюсь этого
слова, -- именно мифического Белого Тезиса... Каждый трезвомыслящий
человек рассматривает диван как универсальный транслятор, несколько
громоздкий, но весьма добротный и устойчивый в работе. И тем более
смешны старые невежды, болтающие о Белом Тезисе... Нет, я и говорить не
желаю об этом диване...
-- Как вам будет благоугодно, -- сказал я, сосредоточив в этой
фразе всю свою светскость. -- Поговорим о чем-нибудь другом.
-- Суеверия... Предрассудки... -- рассеянно проговорил незнакомец.
-- Леность ума и зависть, зависть, поросшая волосами зависть... -- Он
прервал самого себя. -- Простите, Александр Иванович, но я бы осмелился
все-таки просить вашего разрешения убрать этот ковш. К сожалению, железо
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида
