сторону.
- Ты знаешь, я всегда рад видеть тебя, - говорит Корней. - Пусть даже
вот так, на скорую руку. Я ведь понимаю, ты очень занят...
- Не надо, - говорит аристократ с досадой. - Не надо. Давай лучше
прощаться.
- Давай, - говорит Корней.
И с такой покорностью он это сказал, что мне даже страшно стало.
- И вот что, - говорит аристократ. Жестко так говорит, неприятно. -
Меня теперь долго не будет. Мать остается одна. Я требую: перестань ее
мучить. Раньше я об этом не говорил, потому что раньше я был рядом и...
Одним словом, сделай что хочешь, но перестань ее мучить!
Корней что-то сказал, почти прошептал - так тихо, что я не уловил его
слов.
- Можешь! - говорит аристократ с напором. - Можешь уехать, можешь
исчезнуть... Все эти... все эти твои занятия... С какой стати они ценнее,
чем ее счастье?
- Это совсем разные вещи, - говорит Корней с каким-то тихим
отчаянием. - Ты просто не понимаешь, Андрей...
Я чуть не подскочил в кустах. Ну ясно же - никакой это не начальник и
не генерал. Это же его сын, они же даже похожи!
- Я не могу уехать, - продолжает Корней. - Я не могу исчезнуть. Это
ничего не изменит. Ты воображаешь, что с глаз долой - из сердца вон. Это
не так. Постарайся понять: сделать ничего невозможно. Это судьба.
Понимаешь? Судьба.
Этот самый Андрей задрал голову, посмотрел на отца надменно, словно
плюнуть в него хотел, но вдруг аристократическое лицо его жалко задрожало
- вот-вот заревет, - он как-то нелепо махнул рукой и, ничего не сказав, со
всех ног пустился к нуль-кабине.
- Береги себя! - крикнул ему вслед Корней, но того уже не было.
Тогда Корней повернулся и пошел к дому. На крыльце он постоял
некоторое время - не меньше минуты, наверное, стоял, словно собирался с
силами и с мыслями, - потом расправил плечи и только после этого шагнул
через порог.
Такие вот дела. Насели на человека. Ладно, не мое это дело. Жалко
только его. Я бы, конечно, на его месте накидал бы этому сыночку пачек,
чтобы знал свое место и не встревал, но только на Корнея это не похоже. То
есть непохоже, чтобы он кому-нибудь мог пачек накидать... вернее, пачек-то
он накидать мог бы, по-моему, кому угодно, силищи и ловкости он
неимоверной. Видел я, как они однажды возились возле бассейна - Корней, а
против него трое его этих... ну, офицеров, что ли... Как он их кидал! Это
же смотреть было приятно. Так что насчет пачек вы будьте спокойны. Но тут
дело в том, что без крайней необходимости он никому пачек кидать не
станет... не то что пачек, резкого слова от него не услышишь... Хотя с
другой стороны, конечно, был один случай... Как-то раз сунулся я к нему в
кабинет - не помню уже зачем. То ли книжку какую взять, то ли ленту для
проектора. Одним словом, дождь был в тот день. Сунулся и попал вдруг в
полную темноту. Я даже засомневался. Не было еще такого, чтобы в этом доме
среди бела дня попадал в темное помещение. Может, меня по ошибке в
какую-нибудь кладовку занесло? И вдруг оттуда, из темноты - голос Корнея:
- Прогоните еще раз с самого начала...
Тогда я шагнул вперед. Стена за мной затянулась, и стало совсем уж
темно, как в ночном тире. Я вытянул перед собой руки, чтобы не треснуться
обо что-нибудь, двух шажков не сделал - запутался пальцами в какой-то
материи. Я даже вздрогнул от неожиданности. Что еще за материя? Откуда она
здесь, в кабинете? Никогда ее здесь раньше не было. И вдруг слышу голоса,
и как я эти голоса услышал, так о материи и думать позабыл, и замер, и
дышать перестал.
Я сразу понял, что говорят по-имперски. Я это ихнее хурли-мурли где
хочешь узнаю, сипение это писклявое. Говорили двое: один - нормальный
крысоед, так бы и полоснул его из автомата, а второй... вы, ребята, не
поверите, я сначала сам не поверил. Второй был Корней. Ну точно - его
голос. Только говорил он, во-первых, по-имперски, а во-вторых, на таких
басах, каких я до сих пор не то что от Корнея - вообще на этой планете ни
от кого не слыхивал. Это, ребята, был настоящий допрос, вот что это было.
Я этих допросов навидался, знаю, как там разговаривают. Тут ошибки быть не
может. Корней ему этак свирепо: гррум-тррум-бррум! А тот, поганец
трусливый, ему в ответ жалобно: хурли-мурли, хурли-мурли... Сердце мое
возрадовалось, честное слово.
Понимал вот, к сожалению, я только с пятого на десятое, да и то, что
понимал, до меня как-то не доходило по-настоящему. Получалось вроде, что
этот крысоед - не "армия", "столица" мне знакомы, а они то и дело
повторялись. И еще мне было понятно, что Корней все время нажимает, а
крысоед, хоть и юлит, хоть и подхалимничает, но чего-то недоговаривает,
полосатик, крутит, гадина. Корней гремел все яростнее, крысоед пищал все
жалобнее, и лично мне было совершенно ясно, что вот именно сейчас и
следовало бы влепить как следует - я даже весь вперед подался, касаясь
носом ткани, отделявшей меня от допросной, чтобы ничего не пропустить,
когда эта сволочь завизжит и начнет выкладывать, чего от него добиваются.
Но крысоед вдруг совсем замолчал - в обморок закатился, что ли? - а Корней
сказал обыкновенным голосом, по-русски:
- Очень неплохо. Вольдемар, вы свободны. Теперь попробуем подвести
итоги. Во-первых...
Так я, ребята, и не узнал, что там было во-первых. Засветили мне
вдруг в лоб с такой силой, что стало мне светло в этом мраке, и очнулся я,
ребята, уже в гостиной. Сижу на полу, глазами хлопаю, а надо мной стоит,
потирая плечо, этот самый Вольдемар, здоровенный дядька, башка под самый
потолок, лицо у него растерянное и расстроенное, смотрит он на меня из-под
потолка и говорит - то ли укоризненно, то ли виновато:
- Ну что же ты, голубчик? Что же ты там торчал в темноте? Откуда мне
было знать? Ты уж извини меня, пожалуйста... Не ушибся?
Я потрогал осторожно свою переносицу - есть у меня там переносица или
ее уже вовсе нету, - кое-как поднялся и говорю:
- Нет, - говорю. - Не ушибся. Меня ушибли - это было.
6
Когда Драмба закончил ход сообщения к корректировочному пункту, Гаг
Скачать книгу [0.08 МБ]
Пирамида