Бесплатная,  библиотека и галерея непознанного.Пирамида

Бесплатная, библиотека и галерея непознанного!
Добавить в избранное

земля, подавалась...
У крыльца он приостановился на секунду и разом стряхнул с себя всю
свою амуницию. Залязгала она, загрохотала, а он шагнул в дверь - и снова
тишина. И пусто. Как в бреду. И звездолета уже нет, словно и не было
никогда. Только черные дыры от поляны до дома да груда невиданного оружия
у крыльца. Все.
Очень мне захотелось протереть глаза, ущипнуть себя за ляжку и все
такое, но я этого делать не стал. Я ведь Бойцовый Кот, ребята. Я весь этот
бред отмел. Не впервой. Я только главное оставил: оружие! Впервые я здесь
увидел оружие. Я даже одеваться не стал - как был, в одних трусах, махнул
через подоконник со второго этажа.
Роса была обильная, ноги мои моментально стали мокрые выше колен, и
продрал меня озноб - то ли от этой сырости, то ли, опять же, от нервов.
Около крыльца я присел на корточки и прислушался. Тихо, по-нормальному
тихо, по-утреннему. Птички завозились, сверчок какой-то заскрипел. Мне до
этого дела не было, я ждал голоса услышать. Нет, не слышно голосов. В этом
доме ведь всегда так: не должно быть голосов - галдят, бормочут,
переругиваются, причем кто - неизвестно, потому что Корнея в доме нет,
шляется где-то, беса тешит. А вот когда, как сейчас, должны люди - или
даже пусть не совсем люди, - но должны же они здороваться, друг друга по
спинам хлопать, восклицать что-нибудь приветственное! Нет, тут у них будет
тишина. Могила. Ладно.
И вот сижу я на корточках и смотрю на эти штуки, которые передо мной
лежат, даже на вид тяжеленные, гладкие, масленые, надежные. Никогда я
таких не видел ни на картинках, ни в кино. Большой, видно, убойной силы
аппараты, да вот беда, непонятно, с какой стороны к ним подступиться, за
какое место их брать и на что нажимать. И даже прикасаться к ним как-то
боязно: того и гляди - ахнет, костей не соберешь.
В общем, я растерялся, и это было плохо, потому что на самом-то деле
мне следовало бы сразу хватать что-нибудь и рвать когти. Ну, Гаг, давай!
Давай быстро! Вот эту коротышку: ствол есть, вместо дула, правда,
стекляшка какая-то, зато и рукоятка вроде бы есть, два плоских магазина по
сторонам ствола торчат... Все. Нет у меня больше времени. Потом разберусь.
Протянул я руку и осторожно взялся за рукоятку. И тут произошла со мной
странная вещь.
Взялся я, значит, за рукоятку. Рубчатая такая, теплая. Пальцы
сомкнул. Тяну на себя. Осторожно, чтобы не брякнуло. Тяжесть даже
почувствовал. А в кулаке - ничего. Сижу, как пьяный, гляжу на пустой
кулак, а машинка эта как лежала на ступеньке, так и лежит. Я сгоряча ее
хвать поперек - и опять под пальцами металл, твердое, тяжелое. Рванул на
себя - опять ничего.
И захотелось мне тут заорать во весь голос. Еле сдержался. Посмотрел
на ладонь - ладонь в масле. Вытер ее о траву, поднялся. Разочарование,
конечно, страшное. Все у них учтено, все рассчитано и предусмотрено, у
гадов. Перешагнул я через эту груду бесполезного для меня железа и пошел в
дом. Вижу: в холле, в углу, торчит Драмба. Зашевелил своими ушами,
уставился, а мне на него и смотреть было противно. И уже хотел я подняться
к себе, как вдруг подумал: а что, если... В конце концов, не все ли равно,
у кого в руках будет машинка, у меня или у этого долдона?
- Рядовой Драмба, - сказал я негромко.
- Слушаю, господин капрал, - отозвался он как положено.
- А ну-ка, иди за мной.
Вышли мы обратно на крыльцо. Оружие лежит, никуда не делось.
- Подай мне вот эту, крайнюю, - говорю. - Только осторожно.
- Не понял, господин капрал, - гудит эта дубина.
- Чего ты не понял?
- Не понял, что именно приказано подать.
Провались ты! Мне-то откуда знать, как это называется?
- Как называются эти предметы? - спрашиваю.
Драмба заработал ушами и рапортует:
- Трава, господин капрал. Ступени...
- А на ступеньках? - спрашиваю я и чувствую, что меня мороз по коже
начинает продирать.
- На ступенях пыль, господин капрал.
- А еще?
Впервые Драмба промедлил с ответом. Долго молчал. У него, видно, тоже
шестеренка за шестеренку зашла, как и у меня.
- Еще на ступеньках имеются: господин капрал, рядовой Драмба, четыре
муравья... - Он снова помедлил. - А также всевозможные микроорганизмы.
Он их не видел! Понимаете? Не видел! Микроорганизмы он видел, а
железяки эти метровой длины видеть ему было не положено. Ему их видеть не
положено, а мне - брать. Все, все предусмотрели! И тут я с досады, не
сообразив, махнул босой ногой по самой здоровенной железяке, что на
крыльце валялась. Взвыл я, палец отшиб начисто, ноготь сломал. А железяка
как лежала, так и осталась лежать. Все. Это уже было последней каплей.
Захромал я к себе, зубами скриплю, чуть не плачу, кулаки стиснул. Пришел,
повалился на койку, и взяло меня отчаяние, какого не испытывал я аж с того
дня, когда пришел на побывку домой и увидел, что не то что дома моего -
всего квартала нет, одни горелые кирпичи громоздятся, и душит гарью.
Почудилось мне в эти черные минуты, что никуда я не годен, ничего я не
могу здесь сделать, в этом сытом и лукавом мире, где каждый мой шаг
рассчитан и предусмотрен на сто лет вперед. И вполне может быть, что
каждое мое действие, какое я еще только собираюсь совершить, они уже
знают, как пресечь и обратить себе на пользу.
И чтобы разогнать мрак, я стал вспоминать самое светлое, самое
счастливое, что было в моей жизни, и вспомнил тот морозный ясный день,
столбы дыма, которые поднимались в зеленое небо, и треск пламени,
пожирающего развалины, серый от сажи снег на площади, окоченевшие трупы,
изуродованный ракетомет в огромной воронке... А герцог идет вдоль нашей
шеренги, мы еще не успели остыть, глаза еще заливает пот, ствол автомата
обжигает пальцы, а он идет, тяжело опираясь на руку адъютанта, и снег
скрипит под его мягкими красными сапожками, и каждому из нас он
внимательно заглядывает в глаза и говорит негромко слова благодарности и
одобрения. А потом он остановился. Прямо передо мной. И Гепард, которого я
не видел, - я никого не видел, кроме герцога, - назвал мое имя, и герцог
положил мне руку на плечо и некоторое время смотрел мне в глаза, и лицо у
него было желтое от усталости, иссеченное глубокими морщинами, а вовсе не
гладкое, как на портретах, веки красные и воспаленные, и мерно двигалась
тяжелая, плохо выбритая челюсть. И все еще держа свою правую руку у меня
на плече, он поднял левую и щелкнул пальцами, и адъютант поспешно положил

Скачать книгу [0.08 МБ]