совершенно незнакомый жаргон, ужасная смесь исковерканных русских,
английских, немецких, японских слов, произносимых со странной интонацией,
напомнившей мне китайскую речь, - какое-то слабое взвизгивание в конце
каждой фразы. Я несколько раз повторил про себя: "Каждый человек -
человек, пока он поступками своими не показал обратного", - и посмотрел на
Микаэля. У Микаэля моего был такой вид, будто его вот-вот вытошнит - прямо
на спину Г.А. Я понял, почему Г.А. взял с собой именно его. Он брезглив,
наш Майкл, а ведь он не имеет права быть брезгливым. Любовь и брезгливость
несовместны.
Г.А. посоветовал покрошить в котелок колбасы. Наголо стриженная
девица (с грязноватым лицом и гигантским боа из кувшинок на голых плечах)
послушно принялась крошить колбасу. Г.А. не посоветовал сыпать в котелок
консервированные креветки, и банка креветок была отставлена. Поварская
ложка была уже в руке у Г.А., он ворочал ею в котелке, зачерпывал,
пробовал, подувши через губу, и все смотрели теперь на него и ждали его
решений. Он сказал: "Соль", - и за солью сейчас же побежали. Он сказал:
"Перец", - но перца во Флоре не оказалось.
Я честно наблюдал их, стараясь сформулировать для себя: что они
такое? (Я не чувствовал себя учителем, я чувствовал себя этнографом, в
крайнем случае, врачом.) Парни были как парни, девчонки - как девчонки.
Да, некоторые из них были неумыты. Некоторые были грязны до неприятности.
Но таких было немного. А в большинстве своем я видел молодые славные лица
- никакой патологии, никаких чирьев, трахом и прочей парши, о которых
столько толкуют флороненавистники, и, конечно же, все они разные, как и
должно быть. И все-таки что-то общее есть у них. То ли в выражении лиц
(очень бедная мимика, если приглядеться), то ли в выражении всего тела,
если можно так говорить. Расслабленность движений почти нарочитая. Никто
не положит предмет на землю - обязательно уронит, вяло разжавши пальцы. И
не на то место, с которого взял, а на то место, которое поближе, словно
сил уже не осталось протянуть руку...
И еще - непредсказуемость поступков. Я не взялся бы предсказывать их
поступки, даже простейшие. Вот сидел-сидел, перекосившись набок, пришла
пора хлебать из котелка, а он вдруг встал и лениво удалился - на другой
конец стойбища - и там сел у другого костра. А на его место явился новый -
длинный и тощий, как шест, в десантном комбинезоне, на широком ремне -
фляга, на ногах - эти их знаменитые "корневища", огромные пуховые лапти,
выкрашенные в зеленое. Пришел, уселся, отцепил флягу, полил свои корневища
водицей и объявил, ни к кому не обращаясь: "Здесь врастаю". И стал,
прищурясь, смотреть на Г.А.
Было ему лет двадцать пять, был он гладко выбрит и подстрижен вполне
обыкновенно, в расстегнутом вороте комбинезона висела на безволосой груди
какая-то эмблемка на цепочке. Живые ореховые глаза, большой рот уголками
вверх и отличные белые зубы. Сразу было видно - это ихний предводитель.
Н_у_с_и_. И ни в одном ухе не было у него этих чертовых музыкальных
заглушек, _ф_у_н_к_о_в_, из-за которых они выглядят такими сонными и как
бы не от мира сего. Этот был вполне от мира сего, невзирая на свой
комбинезон, корневища и прочие вытребеньки. И он явно знал Г.А. (Есть у
меня подозрение, что и Г.А. его знает. Где-то они уже встречались и не
слишком любят друг друга. Однако это все чистая интуиция. Мойша считает,
что я все это выдумал.)
Тут почти голая девица, сидевшая слева от меня, тоненько рыгнула,
отдулась, облизнула ложку и произнесла с удовлетворением:
- П_о_б_е_г_и_ - _д_а_с_ь_т_а_.
(Мишель объяснил мне потом, что это значит. Это - по русско-японски -
"дать побеги". В прежние времена она сказала бы "словила кайф", а теперь
вот - "дала побеги". Флора!)
Наевшись, они завозились, устраиваясь на переваривание. Кто-то
закурил. Кто-то принялся шумно жевать _б_е_т_е_л_ь_, пуская оранжевые
слюни. Кто-то захрустел леденцами. Начался _з_е_л_е_н_ы_й _ш_у_м_.
Конечно, я не понимал и половины того, что говорилось, но, по-моему, там и
понимать особенно было нечего. Один вдруг заявляет: "щекотно. Червяки по
корням ползают". Другой тут же откликается: "Личинки совсем заели. Дятлов
на них нет. И ведь не почешешься". Третий вступает: "Влаги мало. Сухо мне,
кусты. Влаги бы мне побольше". И так далее без конца. И видно, что им это
очень нравится. Всем без исключения. На лицах блаженные улыбки, и даже
глаза блестят.
Потом вдруг поднялся один парень в пестрых плавках и в полосатой
распашоночке, отошел на несколько шагов в сторону, выбрал площадку
поровнее и принялся выламываться в медленном, почти ритуальном танце. Надо
понимать, он плясал под свой функен, так что музыку слышал он один, а мы
видели только ритм этой музыки. И нам это нравилось, и пока он танцевал,
зеленый шум притих, все смотрели на танцора, а когда он устал,
остановился, сел и лег, все как бы перевели дух, и моя соседка слева снова
произнесла: "Побеги-дасьта".
Тем временем начало смеркаться, и луна объявилась над деревьями.
Объявились комары. Над заводью возник туман и стал распространяться на
прибрежные кусты. Вдруг взревели двигатели, вспыхнули фары, грянула в
полную мощь огромная музыка, и дюжина всадников на мотоциклах умчалась
прочь - перевалила через вершину ближнего холма, и снова стало тихо.
Какой-то парнишка по ту сторону костра (видимо, новичок, почти не
знающий жаргона) принялся рассказывать про суд, который прошел вчера в
городе. Трое _г_о_м_о_з_я_г_ из спецтеха, которые целый год спокойно
курочили автомашины и приторговывали запчастями, получили по году
принудработ, поскольку руки у них золотые и все сверху донизу
характеризуют их положительно. А фловера - Костик из Хабаровска, рыженький
такой, без переднего зуба - засадили на месяц клозеты мыть задаром на
"тридцатке", на мясокомбинате, за то, что два батона стяжал в булочной,
когда фургон разгружал.
Флора помолчала, усваивая информацию. Кто-то пробормотал: "Круто
здесь у них". Пошли вопросы. Как фамилия судьи, сколько заседателей?
Почему не шесть? Как зовут? Кто возбудил дело? Парнишка почти ничего не
знал. Он не знал даже, что в суде бывает адвокат. "Тихий ты, куст", -
упрекнули его и оставили в покое.
Кто-то стал рассказывать про суд в Челябинске, но это уже был
сплошной жаргон, я не понял даже, хороший там в Челябинске был суд или
плохой. За что и кого судили, я тоже не понял. "Не суди, и не судим
будешь", - почти пропел в сумраке женский голос. Слова эти прозвучали
пронзительной, отчетливой, высшей правдой после шумовой неубедительности
жаргона.
И тут заговорил нуси.
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида