крови, а заодно жаждут стереть с лица земли наш лицей. Как рассадник и
гнездо. Завтра с утра ждите пикетов, и еще скажите спасибо, если это будут
пикеты от нашего молокозавода, у нас все-таки нет таких обалдуев, как на
крупнопанельном или, там, на "тридцатке". Г.А. одного в город не выпускать
- ни в коем случае, рядом чтобы не меньше трех мужиков, да поздоровее, не
таких, как ты...
Он меня, признаться, совсем запугал было, но я не дался и сказал ему:
что ты мелешь, мы с Г.А. весь день по городу ходили, что ты панику
разводишь, паникер? "Это вы сегодня ходили, - сказал он. - Завтра уже не
походите. Ты вообще-то знаешь, что в городе делается? Про детскую
демонстрацию знаешь?" Я сказал, что знаю, потому что решил, что речь идет
про ребятишек из специнтерната. Однако оказалось совсем не то.
Оказалось, что эти гады из управления пионерлагерей посадили с три
сотни детишек в автобусы, свезли на площадь перед горсоветом и устроили
там отвратительный цирк. Между прочим, с полного одобрения огромной толпы
идиотов-родителей. Ребятишкам сунули в лапы какие-то дурацкие лозунги,
заставили их выкрикивать какие-то дурацкие требования, а вокруг
бесновались наши доблестные добры молодцы, порывавшиеся бить в горсовете
стекла. Все это Ваня видел своими глазами, потому что стоял в оцеплении и
всячески добрых молодцев урезонивал.
Длился этот пандемониум минут двадцать, а потом на своей "ноль сорок
третьей" примчалась ураганом красотка Рива и учинила всеобщий разгон.
Детишек в два счета повезли в Ташлинский Центр смотреть новейшую серию
"Термократора", родители были расточены и разогнаны, добры молодцы
обратились в бегство, а всех остальных Рива уволила на месте. Осталось
одно оцепление. Оно постояло-постояло и пошло на работу.
Рассказ этот вызвал у меня самые неприятные ощущения. С одной
стороны, конечно, силы разума победили, а с другой - дикость ведь,
двадцатый век! Главное, я никак не мог понять: зачем была эта
демонстрация? Что им было надо? И кому, собственно? Иван утверждает, что
город недоволен мэром. Весь город настроился на "субботник", все уже
готово, а мэр тянет и тянет. Надо его подхлестнуть, труса мордастого. Вот
его и подхлестывают.
"А ты-то куда смотришь? - спросил я, ощутивши вдруг приступ
неописуемой злости. - Тоже на "субботник" настроился? А ведь я тебя держал
за приличного человека". И мы тут же поцапались.
Ни в чем я его убедить не смог - может быть, потому, что сам потерял
ориентировку. Все-таки это довольно нелепая ситуация - ты говоришь: "Так
делать нельзя", а когда тебя спрашивают: "А как нужно?", - ты отвечаешь:
"Не знаю".
В конце концов Иван угрюмо сказал: "Ладно. Я сюда не спорить с тобой
пришел. У тебя свое, у меня свое. Ты про Носова своего все понял, что я
тебе сказал?" Я ответил, что не верю во всю эту чушь. Г.А. в городе -
человек номер один, тут и говорить не о чем. Иван возразил мне, что это
вчера Носов был человек номер один, а нынче он и на шестерку еле-еле
тянет. "Я тебя предупредил, дурака, - сказал он мрачно. - А там уже как
знаете".
На том мы и расстались, и я сразу же побежал к Г.А. Оказалось, что у
Г.А. в кабинете собрались все. Пока я разговаривал с Иваном, Г.А. сам
собрал всех у себя. Он получил ту же информацию по своим каналам и теперь
инструктировал нас, как нам должно себя вести в сложившейся ситуации.
Спокойствие, выдержка, достоинство. В город выходить только по двое.
Девочек - сопровождать. Но! Силовые приемы - только в самых крайних
случаях. Субакс не использовать вообще. Говорить, объяснять, спорить.
Ситуация хотя и не уникальная, но в наше время достаточно редкая:
дискуссия с враждебно настроенной толпой - не с коллективом, а с толпой.
Хорошая практика. Такой редкий случай мы упускать не имеем права. И так
далее.
Я встал и поднял вопрос о его, Г.А., безопасности. В конце концов
главная злоба города направлена не против нас, не против лицея, а против
Г.А. лично. К моему огромному изумлению, Г.А. тут же согласился, чтобы его
при выходе в город сопровождал эскорт. Однако при этом он тут же добавил:
мы должны знать и помнить, что не только он, Г.А., но и наш лицей как
учреждение определенного типа давно уже является бельмом на глазу у
некоторой части городского чиновничества. Поэтому в будущих дискуссиях мы
должны быть готовы защищать и отстаивать право и обязанность нашего лицея
на существование. "То, что под ударом сейчас оказался я, - это полбеды, а
самая беда в том, что кое-кто использует ситуацию, чтобы поставить под
удар наш лицей и всю систему лицеев вообще".
(ПОЗДНЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ. Напоминаю: действие происходит в самом начале
тридцатых. Вот-вот появится печально знаменитое постановление Академии
педнаук о слиянии системы лицеев с системой ППУ, в результате чего
долгосрочная правительственная программа создания современной базы
подготовки педагогических кадров высшей квалификации окажется подорванной.
Глухая подспудная борьба, имевшая целью уничтожение системы лицеев, шла с
конца двадцатых годов. Основное обвинение против лицеев: они противоречат
социалистической демократии, ибо готовят преподавательскую элиту. По сути
дела, антидемократическим объявлялся сам принцип зачисления в лицеи -
принцип отбора детей с достаточно ярко выраженными задатками, обещающими -
с известной долей вероятности - развернуться в педагогический талант.
Ташлинский лицей оказался только первой жертвой тогдашней АПН.)
Потом разговор перекинулся на статью. Выяснилось, что все мы
восприняли ее по-разному. Но самым разным оказался, как всегда, наш
Аскольдик. Он объявил, что эта статья есть большая ошибка Г.А. Ни в какой
мере не затрагивая основных положений этой статьи, с коими он вполне
согласен, он тем не менее хочет подчеркнуть, что Г.А. выступил здесь как
поэт и социолог, в то время как от него (по мнению Аскольдика) требовалось
выступление педагога и политика. В результате вместо того, чтобы
утихомирить взбушевавшуюся стихию, он возбудил ее еще больше.
Г.А. возразил, что у него и в мыслях не было кого бы то ни было
утихомиривать, он ставил перед собой совсем другую задачу - заставить
задуматься тех людей, которые способны задуматься.
В ответ на это вконец распоясавшийся Аскольд объявил, что и эту свою
задачу Г.А. не выполнил. Своей статьей он ухитрился оскорбить весь город,
чуть ли не каждого доброго гражданина, так что десять человек в городе,
может быть, и задумались, но зато десять тысяч только вконец
остервенились.
Г.А. не стал с ним спорить. "Десять задумавшихся - это совсем не так
мало, - сказал он примирительно. - Дай бот каждому из вас на протяжении
всей жизни заставить задуматься десять человек. Не к народу ты должен
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида