спиной, сделал шаг или два к окну... в сторону окна... ну, я не знаю, как
вам еще сказать, может быть не к окну, конечно, но я просто ничего в
комнате больше не видела, кроме окна...
- Вам не кажется, что кроме вас, в комнате мог быть кто-нибудь еще?
Может быть, вы сейчас вспомните какие-нибудь шорохи, странные звуки, на
которые тогда не обратили внимания...
Она задумалась.
- Да нет, было тихо... Какой-то небольшой шум слышался, но за стеной.
Олаф еще сострил, что это Симонэ у себя в номере бродит по стенам... А
больше ничего не было.
- А шум действительно относился от Симонэ?
- Да, - уверенно сказала Брюн. - Мы тогда уже стояли, и шум шел
слева. Ну, самый обычный шум. Шаги, вода из крана...
- Олаф при вас передвигал какую-нибудь мебель?
- Мебель?.. А, да, было. Это он заявил, что не выпустит меня, и
придвинул к двери кресло... Ну потом, конечно, отодвинул.
Я встал.
- На сегодня - все, - сказал я. - Ложитесь спать. Больше я вас
сегодня не буду беспокоить.
Дю Барнстокр тоже поднялся и двинулся ко мне с протянутыми руками.
- Дорогой инспектор! Вы, конечно, понимаете, что я и понятия не
имел...
- Да, дю Барнстокр, - сказал я. - Дети растут, дю Барнстокр. Все
дети. В том числе и дети покойников. Впредь ни когда не позволяйте ей
носить черные очки, дю Барнстокр. Глаза - это зеркало души.
Я оставил их поразмыслить над этими сокровищами полицейской мудрости,
а сам спустился в холл.
- Вы реабилитированы, Алек, - объявил я хозяину.
- А разве я был осужден? - удивился он, поднимая глаза от
арифмометра.
- Я хочу сказать, что снимаю с вас все подозрения. Теперь у вас
стопроцентное алиби. Но не воображайте, что это дает вам право опять
забивать мне голову зомбизмом-момбизмом... Не перебивайте меня. Сейчас вы
останетесь здесь и будете сидеть, пока я не разрешу вам встать. Имейте в
виду, что с этим одноруким парнем первым должен говорить я.
- А если он проснется раньше вас?
- Я не собираюсь спать, - сказал я. - Я хочу обыскать дом. Если этот
бедняга проснется и позовет кого-нибудь, даже маму, немедленно пошлите за
мной.
- Слушаюсь, - сказал хозяин. - Один вопрос. Распорядок дня в отеле
остается прежним?
Я подумал.
- Да, пожалуй. В девять часов завтрак. А там видно будет... Кстати,
Алек, когда, по-вашему, можно ожидать здесь кого-нибудь из Мюра?
- Трудно сказать. Раскапывать завал они, может быть, начнут даже
завтра. Я помню примеры такой оперативности... Но в то же время они
прекрасно знают, что нам здесь ничего не грозит... Возможно, дня через два
прилетит на вертолете Цвирик, наш горный инспектор... если у него в других
местах все благополучно. Вся беда в том, что им сначала нужно узнать
откуда-то про сам факт обвала... Короче говоря, на завтрашней день я бы не
рассчитывал...
- То есть на сегодняшний?
- Да, на сегодняшний... Но завтра кто-нибудь может прилететь.
- Передатчика у вас нет?
- Ну, откуда? И главное, зачем? Это мне не выгодно, Петер.
- Понимаю, - сказал я. - Значит, завтра...
- За завтра я тоже не ручаюсь, - возразил хозяин.
- Одним словом, в ближайшие два-три дня... Хорошо. Теперь вот что,
Алек. Предположим, вам понадобилось спрятаться в этом доме. Надолго, на
несколько суток. Где бы вы спрятались?
- Гм... - сказал хозяин с сомнением. - Вы все-таки думаете, что в
доме есть посторонний человек?
- Где бы вы спрятались? - повторил я.
Хозяин покачал головой.
- Обманывают вас, - сказал он. - Честное слово, обманывают. Здесь
негде спрятаться. Двенадцать номеров, из них только два пустуют, но Кайса
убирает их каждый день, она бы заметила. Человек всегда оставляет после
себя всякий мусор, а у нее бзик - чистота... Подвал - он у меня закрыт
снаружи на висячий замок... Чердака нет, в пространство между крышей и
потолком едва руку просунешь... Служебные помещения тоже все закрываются
снаружи, и, кроме того, мы там целый день крутимся, то я, то Кайса. Вот,
собственно, и все.
- А верхняя душевая? - спросил я.
- Правильно. Верхняя душевая имеет место, и туда мы давно не
заглядывали. И еще, может быть, стоит заглянуть в генераторную - туда я
тоже нечасто наведываюсь. Посмотрите, Петер, поищите...
- Давайте ключи, - сказал я.
Я посмотрел и поискал. Я облазил подвал, заглянул в душевую,
обследовал гараж, котельную, генераторную, влез даже в подземный склад
солярки - я нигде ничего не обнаружил. Естественно, я и не ожидал ничего
обнаружить, это было бы слишком просто, но проклятая чиновничья
добросовестность не позволила мне оставлять в тылу белые пятна. Двадцать
лет беспорочной службы - это двадцать лет беспорочной службы: в глазах
начальства, да и в глазах подчиненных тоже, всегда лучше выглядеть
добросовестным болваном, чем блестящим, но хватающим вершки талантом. И я
шарил, ползал, пачкался, дышал пылью и дрянью, жалел себя и ругал дурацкую
судьбу.
Когда я, злой и грязный, выбрался из подземного склада, уже
рассветало. Луна побледнела и склонилась к западу. Серые громады скал
подернулись сиреневой дымкой. И какой же свежий, сладкий, морозный воздух
наполнял долину! Пропади оно все пропадом!..
Я уже подходил к дому, когда дверь распахнулась, и на крыльцо вышел
хозяин.
- Ага, - произнес он, увидев меня. - А я как раз за вами. Этот
бедняга проснулся и зовет маму.
- Иду, - сказал я, отряхивая пиджак.
- Собственно, он зовет не маму, - сказал хозяин, - он зовет Олафа
Андварафорса.
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида