только прислушиваться, и я, конечно, услышу, я здесь такое
услышу!..
Я решительно включил профилактику, вытащил из стеллажа
футляр с инструментами и почти бегом ринулся вон из рубки.
я старался держать себя в руках и с дохой управился на этот
раз довольно быстро. Ледяной воздух, опаливший лицо,
подтянул меня еще больше. Хрустя каблуками по песку, я, не
оглядываясь, зашагал к строительной площадке, прямо к тому.
по сторонам я тоже не глядел. Айсберги, туманы, океаны -
все это меня отныне не интересовало. Я берег цветы своей
селезенки для своих непосредственных обязанностей. Не так
уж много у меня этих цветов оставалось, а обязанностей было
столько же, сколько раньше, и, может быть, даже больше.
Прежде всего я проверил тому рефлексы. Рефлексы у тома
оказались в превосходном состоянии. "отлично! " - сказал я
вслух, извлек из футляра скальпель и одним движением, как
на экзаменах, вскрыл тому заднюю черепную коробку.
Я работал с упоением, даже с остервенением каким-то,
быстро, точно, расчетливо, как машина. Одно могу сказать:
никогда в жизни я так не работал. Мерзли пальцы, мерзло
лицо, дышать приходилось не как попало, а с умом, чтобы
иней не оседал на операционном поле, но я и думать не хотел
о том, чтобы загнать киберов в корабельную мастерскую. Мне
становилось все легче и легче, ничего неподобающего я
больше не слышал, я уже забыл о том, что могу услышать
неподобающее, и дважды сбегал в корабль за сменными узлами
для координационной системы тома. "ты у меня будешь как
новенький, - приговаривал я. - ты у меня больше не будешь
бегать от работы. Я тебя, старикашечку моего, вылечу, на
ноги поставлю, в люди выведу. Хочешь небось выйти в люди?
еще бы! В людях хорошо, в людях тебя любить будут, холить
будут, лелеять. Но ведь что я тебе скажу? Куда тебе в люди
с таким блоком аксиоматики? С таким блоком аксиоматики тебя
не то что в люди - в цирк тебя не возьмут. Ты с таким
блоком аксиоматики все подвергнешь сомнению, задумываться
станешь, научишься в носу ковырять глубокомысленно. Стоит
ли, мол? Да зачем все это нужно? Для чего все эти
посадочные полосы, фундаменты? А сейчас я тебя,
голубчик... "
- Шура... - простонал совсем рядом хриплый женский
голос. - где ты, шура... Больно...
Я замер. Я лежал в брюхе тома, стиснутый со всех
сторон колоссальными буграми его рабочих мышц, только ноги
мои торчали наружу, и мне вдруг стало невероятно страшно,
как в самом страшном сне. Я просто не знаю, как я
сдержался, чтобы не заорать и не забиться в истерике. Может
быть, я потерял сознание на некоторое время, потому что
долго ничего не слышал и ничего не соображал, а только
пялил глаза на озаренную зеленоватым светом поверхность
обнаженного нервного вала у себя перед лицом.
- Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, шура... -
хрипела женщина, корчась от невыносимой боли. - здесь
кто-то есть... Да отзовись же, шура! Больно как! Помоги
мне, я ничего не вижу...
Она хрипела и плакала, и повторяла снова и снова одно
и то же, и мне уже мерещилось, что я вижу ее искаженное
лицо, залитое смертным потом, и в хрипе ее была уже не
только мольба, не только боль, в нем была ярость,
требование, приказ. Я почти физически ощутил, как ледяные
цепкие пальцы тянутся к моему мозгу, чтобы вцепиться,
стиснуть его и погасить. Уже в полубеспамятстве, сжимая до
судороги зубы, я нащупал левой рукой пневматический клапан
и изо всех сил надавил на него. С диким воющим ревом
ринулся наружу сжатый аргон, а я все нажимал и нажимал на
клапан, сметая, разбивая в пыль, уничтожая хриплый голос у
себя в мозгу, я чувствовал, что глохну, и чувство это
доставляло мне невыразимое облегчение.
Потом оказалось, что я стою рядом с томом, холод
прожигает меня до костей, а я дую на окоченевшие пальцы и
повторяю, блаженно улыбаясь: "звуковая завеса, понятно?
звуковая завеса... " том стоял, сильно накренившись на
правый бок, а мир вокруг меня был скрыт огромным
неподвижным облаком инея и мерзлых песчинок. Зябко пряча
ладони под мышками, я обошел тома и увидел, что струя
аргона выбила на краю площадки огромную яму. Я немного
постоял над этой ямой, все еще повторяя про звуковую
завесу, но я уже чувствовал, что пора бы прекратить
повторять, и догадался, что стою на морозе без дохи, и
вспомнил, что доху я сбросил как раз на то место, где
сейчас яма, и стал вспоминать, не было ли у меня в карманах
чего-нибудь существенного, ничего не вспомнил,
легкомысленно махнул рукой и нетвердой трусцой побежал к
кораблю.
В кессоне я прежде всего взял себе новую доху, потом
пошел в свою каюту, кашлянул у входа, как бы предупреждая,
что сейчас войду, вошел и сейчас же лег на койку лицом к
стене, накрывшись дохой с головой. При этом я прекрасно
понимал, что все мои действия лишены какого бы то ни было
смысла, что в каюту к себе я направлялся с вполне
определенной целью, но цель эту я запамятовал, а лег и
укрылся, словно бы для того, чтобы показать кому-то: вот
это именно и есть то, зачем я сюда пришел.
Все-таки, наверное, это было что-то вроде истерики, и,
немного придя в себя, я только порадовался, что истерика
моя приняла вот такие, совершенно безобидные формы. В
общем, мне было ясно, что с моей работой здесь покончено. И
вообще в космосе работать мне, вероятно, больше не
придется. Это было, конечно, безумно обидно, и - чего там
говорить! - стыдно было, что вот не выдержал, на первом же
практическом деле сорвался, а уж, казалось бы, послали для
Скачать книгу [0.12 МБ]
Пирамида