не замечал ни тишины, ни пустоты. Для начала я посовещался
с гансом и вадиком. Ганса я разбудил, и спросонок он только
мычал и мямлил какую-то несусветицу про дождь и низкое
давление. Толку от него не получилось никакого. Вадика мне
пришлось долгое время убеждать, что я не шучу и не
разыгрываю. Это было тем более трудно, что меня все время
душил нервный смех. В конце концов я убедил его, что мне не
до шуток и что для смеха у меня совсем другие основания.
тогда он тоже сделался серьезным и сообщил, что у него у
самого старший кибер время от времени спонтанно
останавливается, но в этом как раз нет ничего
удивительного: жара, работа идет на пределе технических
норм, и система еще не успела аккомодироваться. Может быть,
все дело в том, что у меня здесь холод? Может быть, все
дело было в этом, я еще не знал. Я, собственно, надеялся
выяснить это у вадика. Тогда вадик вызвал головастую нинон
с , мы обсудили эту возможность втроем, ничего не
придумали, и головастая нинон посоветовала мне связаться с
главным киберинженером базы, который зубы сьел именно на
этих строительных системах, чуть ли не их создатель. Ну,
это-то я и сам знал, однако мне совсем не улыбалось лезть к
главному за консультацией уже на третий день
самостоятельной работы, да еще не имея за душой ни одного,
буквально ни одного толкового соображения.
В общем, я сел за свой пульт, развернул программу и
принялся ее вылизывать - команду за командой, группу за
группой, поле за полем. Надо сказать, никаких дефектов я не
обнаружил. За эту часть программы, которую составлял я сам,
я и раньше готов был отвечать головой, а теперь готов был
отвечать и своим добрым именем вдобавок. Со стандартными
полями дело обстояло хуже. Многие из них были мне знакомы
мало, и если бы я взялся каждое такое стандартное поле
контролировать заново, обязательно бы сорвал график работ.
поэтому я решился на компромисс. Я временно выключил из
программы все поля, которые пока не были нужны, упростил
программу до наивозможнейшего предела, ввел ее в систему
управления и положил было палец на пусковую клавишу, как
вдруг до меня дошло, что уже в течение некоторого времени я
опять слышу нечто - нечто совсем уже странное, совершенно
неуместное и невероятно знакомое.
Плакал ребенок. Где-то далеко, на другом конце
корабля, за многими дверями отчаянно плакал, надрываясь и
захлебываясь, какой-то ребеночек. Маленький, совсем
маленький. Годик, наверное. Я медленно поднял руки и прижал
ладони к ушам. Плач прекратился. Не опуская рук, я встал.
точнее сказать, я обнаружил, что уже некоторое время стою
на ногах, зажимая уши, что рубашка у меня прилипла к спине
и что челюсть у меня отвисла. Я закрыл рот и осторожно
отвел ладони от ушей. Плача не было. Стояла обычная
проклятая тишина, только звенела в невидимом углу муха,
запутавшаяся в паутине. Я достал из кармана платок,
неторопливо развернул его и тщательно вытер лоб, щеки и
шею. Затем, так же неторопливо сворачивая платок, я
прошелся перед пультом. Мыслей у меня не было никаких. Я
постучал костяшками пальцев по кожуху вычислителя и
кашлянул. Все было в порядке, я слышал. Я шагнул обратно к
креслу, и тут ребенок заплакал снова.
Не знаю, сколько времени я стоял столбом и слушал.
самым страшным было то, что я слышал его совершенно ясно. Я
даже отдавал себе отчет в том, что это не бессмысленное
мяуканье новорожденного и не обиженный рев карапуза лет
четырех-пяти, - вопил и захлебывался младенец, еще не
умеющий ходить и разговаривать, но уже не грудной. У меня
племянник такой есть - год с небольшим...
Оглушительно грянул звонок радиовызова, и у меня от
неожиданности едва не выскочило сердце. Придерживаясь за
пульт, я подобрался к рации и включил прием. Ребеночек все
плакал.
- Ну, как у тебя дела? - осведомился вадик.
- Никак, - сказал я.
- Ничего не придумал?
- Ничего, - сказал я. Я поймал себя на том, что
прикрываю микрофон рукой.
- Что-то тебя плохо слышно, - сказал вадик. - так что
же ты думаешь делать?
- Как-нибудь, - пробормотал я, плохо соображая, что
говорю. Ребенок продолжал плакать. Теперь он плакал тише,
но все так же явственно.
- Ты что это, Стась? - озабоченно сказал вадик. - я
тебя разбудил, что ли?
Больше всего мне хотелось сказать: "слушай, вадька, у
меня здесь все время плачет какой-то ребенок. Что мне
делать? " однако у меня хватило ума сообразить, как это
может быть воспринято. Поэтому я откашлялся и сказал:
- Ты знаешь, я с тобой через часок свяжусь. Здесь у
меня кое-что наклевывается, но я еще не вполне уверен...
- Ла-а-адно, - озадаченно протянул вадик и отключился.
Я еще немного постоял у рации, затем вернулся к своему
пульту. Ребенок несколько раз всхлипнул и затих. А том
опять стоял. Опять этот испорченный сундук остановился. И
джек с рексом тоже стояли. Я изо всех сил ткнул пальцем в
клавишу контрольного вызова. Никакого эффекта. Мне
захотелось заплакать самому, но тут я сообразил, что
система выключена. Я же ее и выключил два часа назад, когда
взялся за программу. Ну и работничек из меня теперь! Может
быть, сообщить на базу и попросить приготовить замену?
обидно-то как, елки-палки... Я поймал себя на том, что в
страшном напряжении жду, когда все это начнется снова. И я
понял, что если останусь здесь, в рубке, то буду
прислушиваться и прислушиваться, ничего не смогу делать,
Скачать книгу [0.12 МБ]
Пирамида