менее правдоподобные, и действовать, исходя из этих своих гипотез. Именно
процедура поиска и принятия решений как раз и составляет самую суть повести,
и мне хотелось бы, чтобы читатели строили СВОИ гипотезы и принимали СВОИ
решения одновременно и параллельно с героями -- на основании той и только
той информации, которой они обладают. Ведь знай Экселенц, что на самом деле
произошло с Тристаном на Саракше, он воспринимал бы поведение Абалкина
совершенно иначе, и у повести нашей было бы совсем другое течение и
совершенно другой, далеко не столь трагичный конец.
Использовать эти мои комментарии для объяснений необъясненного означало
бы фактически дописать тот самый эпилог повести, от которого авторы в свое
время отказались. Потому я не стану ничего здесь объяснять, оставив повесть
в первозданном ее виде в полном соответствии с исходным замыслом авторов.
Чистовик мы добили окончательно в конце апреля 1979 года и тогда же --
но никак не раньше! -- приняли новое название "Жук в муравейнике". От
исходного замысла остался только эпиграф. За него, помнится, нам пришлось
сражаться буквально не на жизнь, а на смерть с окончательно сдуревшим
идиотом-редактором из Лениздата, которому втемяшилось в голову, что стишок
этот авторы на самом деле придумали, переиначив (зачем?!) какую-то богом
забытую маршевую песню гитлерюгенда (!!!). Причем эту -- истинную -- причину
редакторской активности мне сообщил по секрету "наш человек в Лениздате", а
в открытую речь шла только о нежелательных аллюзиях, акцентах и ассоциациях,
каким-то таинственным образом связанных со злосчастным "стишком маленького
мальчика".
Отстоять эпиграф так и не удалось. С трудом удалось оставить в тексте
сам стишок, основательно его, впрочем, изуродовав. (Никогда в жизни не
согласились бы мы на такое издевательство, но повесть шла в сборнике вместе
с произведениями других авторов, и получалось так, что из-за нашего
"капризного упрямства" страдают ни в чем не повинные собратья-писатели.)
"ХРОМАЯ СУДЬБА".
История написания этого романа необычна и достаточно сложна, так что
приступая сейчас к ее изложению, я испытываю определенные трудности, не
зная, с чего лучше начать и в какой последовательности излагать события.
Во-первых, название. Оно было придумано давно и предназначалось для
совсем другой повести -- "О человеке, которого было опасно обижать". Эту
повесть мы обдумывали на протяжении многих лет, то приближаясь к ней
вплотную, то отдаляясь, казалось бы, насовсем, и в конце концов АН написал
ее сам, в одиночку, под псевдонимом С.Ярославцев и под названием "Дьявол
среди людей". Первоначальное же ее название -- "Хромая судьба" -- мы отдали
роману о советском писателе Феликсе Сорокине и об унылых его приключениях в
мире реа лий развитого социализма.
Роман этот возник из довольно частного замысла: в некоем институте
вовсю идет разработка фантастического прибора под названием Menzura Zoili,
способного измерить ОБЪЕКТИВНУЮ ценность художественного произведения. Сам
этот термин мы взяли из малоизвестного рассказа Акутагавы, и означает он в
переводе что-то вроде "Измеритель Зоила", где Зоил --древнегреческий
философ, прославившийся в веках особенно злобной критикой Гомера, так что
имя его стало нарицательным для обозначения ядовитого, беспощадного и
недоброжелательного критика вообще. Первое в нашем рабочем дневнике
упоминание о произведении с таким названием относится аж к ноябрю 1971 года!
Но тогда задумывалась пьеса, а не роман.
Самые же первые подробные обсуждения именно романа состоялись, судя по
дневнику же, только в ноябре 1980-го, потом снова возник перерыв длиной
почти в год, до октября 1981-го, и только в январе 82-го начинается
обстоятельная работа над черновиком. К этому моменту все узловые ситуации и
эпизоды были определены, сюжет готов полностью, и окончательно
сформулировалась литературная задача: написать Булгаковского "Мастера-80", а
точнее, не Мастера, конечно, а бесконечно талантливого и замечательно
несчастного литератора Максудова из "Театрального романа" -- как бы он
смотрелся, мучался и творил на фоне неторопливо разворачивающихся,
"застойных" наших "восьмидесятых". Прообразом Ф.Сорокина взят был АН с его
личной биографией и даже, в значительной степени, судьбой.
Обработка черновика закончена была в октябре 1982-го, и тогда же
совершилось переименование романа в "Хромую судьбу", и эпиграф был найден --
мучительно грустная и точная хокку старинного японского поэта Райдзана об
осени нашей жизни. Мало кто это замечает, а ведь "Хромая судьба" это прежде
всего роман о беспощадно надвигающейся старости, от которой нет нам ни
радости, ни спасения.
"Хромая судьба" -- второй (и последний) наш роман, который мы
совершенно сознательно писали "в стол", понимая, что у него нет никакой
издательской перспективы. Журнальный вариант его появился только в 1986
году, в ленинградской "Неве"; это было для нас первое чудо разгорающейся
Перестройки, знак Больших Перемен и примета Нового Времени. Именно тогда и
встала перед нами проблема совершенно особенного свойства, казалось бы,
вполне частная, но в то же время настоятельно требующая однозначного и
конкретного решения.
Речь шла о Синей Папке Феликса Сорокина, о заветном его труде, любимом
детище, тщательно спрятанном от всех и, может быть, навсегда. Работая над
романом, мы, для собственной ориентировки, подразумевали под содержимым
Синей Папки наш "Град обреченный", о чем свидетельствовали соответствующие
цитаты и разрозненные обрывки размышлений Сорокина по поводу своей тайной
рукописи. Конечно, мы понимали при этом, что для создания у читателя
по-настоящему полного впечатления о второй жизни нашего героя -- его
подлинной, в известном смысле, жизни -- этих коротких отсылок к
несуществующему (по понятиям читателя) роману явно недостаточно. В идеале
надобно было бы написать специальное произведение, наподобие "пилатовской"
части "Мастера и Маргариты", или хотя бы две-три главы такого произведения,
чтобы вставить их в наш роман... Но подходящего сюжета не было, и никакого
материала не было даже на пару глав, так что мы сначала решились, скрепя
сердце, пожертвовать для святого дела двумя первыми главами "Града
обреченного" -- вставить их в "Хромую судьбу", и пусть они там фигурируют
как содержимое Синей Папки. Но это означало украсить один роман ценой
разрушения другого романа, который мы нежно любили и бережно хранили для
будущего (пусть даже недосягаемо далекого). Можно было бы вставить "Град
обреченный" в "Хромую судьбу" целиком, это решало бы все проблемы, но в то
же время означало бы искажение всех и всяческих разумных пропорций
получаемого текста, ибо в этом случае вставной роман оказывался бы в три
раза толще основного, что выглядело бы по меньшей мере нелепо.
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида