иванушкой-дурачком, а со мной. Вечеровскому хорошо...
- Слушай, - сказал я сквозь зубы. - Что там у тебя с
глуховым? Странно вы с ним как-то говорили...
- Он меня разозлил, - отозвался вечеровский.
- Чем?
Вечеровский помолчал.
- Не смеет оставаться один, - сказал он.
- Понимаю, - сказал я, подумав.
- Меня злит не то, как он сделал свой выбор, - проговорил
вечеровский медленно, словно размышляя вслух. - Но зачем все
время оправдываться? И он не просто оправдывается, он еще
пытается завербовать других. Ему стыдно быть слабым среди
сильных, ему хочется, чтобы и другие стали слабыми. Он думает,
что тогда ему станет легче. Может быть, он и прав, но меня
такая позиция бесит...
Я слушал его, раскрыв рот, а когда он замолчал, спросил
осторожно:
- ты хочешь сказать, что глухов тоже... Под давлением?
- Он был под давлением. Теперь он раздавлен.
- Подожди, подожди... Позволь!
Он медленно повернул ко мне лицо.
- А ты не понял? - Спросил он.
- Откуда? Он же говорил... Я же своими ушами слышал... Да
просто видно наконец, простым глазом, что человек ни сном, ни
духом... Это же очевидно!
Впрочем, теперь это уже не казалось мне таким очевидным.
Скорее, пожалуй, наоборот.
- Значит, ты не понял, - произнес вечеровский,
разглядывая меня с любопытством. - Гм... А вот захар понял. -
Он впервые за вечер достал трубку и кисет и принялся
неторопливо набивать трубку. - Странно, что ты не понял...
Впрочем, ты был в явно растрепанных чувствах. А между тем
посуди сам: человек любит детективы, человек любит посидеть у
телевизора, сегодня как раз очередная серия этого убогого
фильма... И вдруг он срывается с насиженного места, мчится к
совершенно незнакомым людям - для чего? Чтобы пожаловаться на
свои головные боли? - Он чиркнул спичкой и принялся
раскуривать трубку. Желто-красный огонек заплясал в его
сосредоточенно скошенных глазах. Потянуло медвяным дымком. А
потом - я ведь его сразу узнал. Точнее не сразу... Он очень
сильно переменился. Это ведь был этакий живчик - энергичный,
крикливый, ядовитый... Никакого руссоизма, никаких рюмочек.
Сначала я его просто пожалел, но когда он принялся
рекламировать свое новое мировоззрение, это меня взбесило.
Он замолк и занялся исключительно своей трубкой.
Я снова изо всех сил сжался в комок. Вот, значит, как это
выглядит. Человека просто расплющило. Он остался жив, но он
уже не тот. Вырожденная материя... Вырожденный дух. Не
выдержал... Елки-палки, но ведь бывают, наверное, такие
давления, что никакой человек не выдержит...
- Значит, ты и снегового осуждаешь? - Спросил я.
- Я никого не осуждаю, - возразил вечеровский.
- Н-ну... Ты же бесишься вот... По поводу глухова...
- Ты меня не понял, - с легким нетерпением сказал
вечеровский. - Меня бесит вовсе не выбор глухова. Какое я имею
право беситься по поводу выбора, который делает человек,
оставшийся один на один, без помощи, без надежды... Меня
раздражает поведение глухова после выбора. Повторяю: он
стыдится своего выбора и поэтому - только поэтому! - Старается
соблазнить других в свою веру. То есть, по сути, усиливает и
без того могучую силу. Понимаешь меня?
- Умом - понимаю, - сказал я.
Я хотел добавить еще о том, что и глухова можно вполне
понять, а поняв - простить, что на самом деле глухов вообще
вне сферы анализа, он в сфере милосердия, но я вдруг
почувствовал, что не могу больше говорить. Меня трясло. Без
помощи и без надежды... Без помощи и без надежды... Почему -
я? За что? Что я им сделал?.. Надо было поддерживать разговор,
и я сказал, стискивая зубы после каждого слова:
- в конце концов, существуют такие давления, которых
никакому человеку не выдержать...
Вечеровский ответил что-то, но я не услышал его или не
понял. До меня вдруг дошло, что еще вчера я был человеком,
членом социума, у меня были свои заботы и свои неприятности,
но пока я соблюдал законы, установленные социумом, а это было
вовсе не так уж трудно, - пока я соблюдал эти законы, меня от
всех мыслимых опасностей надежно охраняли милиция, армия,
профсоюзы, общественное мнение, друзья, семья, наконец, и вот
что-то сместилось в окружающем мире, и я превратился в
одинокого пескаря, затаившегося в щели, а вокруг ходят и реют
чудовищные неразличимые тени, которым даже и зубастых пастей
не надо - достаточно легкого движения плавника, чтобы стереть
меня в порошок, расплющить, обратить в ничто... И мне дано
понять, что пока я сижу в этой щели, меня не тронут. Даже еще
страшнее: меня отделили от человечества, как отделяют овцу от
стада, и волокут куда-то, неизвестно куда, неизвестно зачем, а
стадо, не подозревая об этом, спокойно идет своим путем и
уходит все дальше и дальше... Если бы это были какие-нибудь
воинственные пришельцы, если бы это была страшная,
разрушительная агрессия из космоса, из недр океана, из
четвертого измерения - насколько бы мне было легче! Я был бы
одним из многих, мне нашлось бы место, мне нашлось бы дело, я
был бы в рядах! А так я буду погибать у всех на глазах, и
никто ничего не заметит. Слава богу, что хоть ирки здесь нет.
Слава богу, что хоть ее это не касается... Бред! Бред! Чушь
собачья! Я изо всех сил потряс головой и рванул себя за
волосы. И весь этот кошмар из-за того, что я занимаюсь
диффузионной материей?!
- По-видимому, да, - сказал вечеровский.
Я с ужасом взглянул на него, но потом ощутил, что мой
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида