человечество в едином строю сплоченными мощностями всей
планеты дает отпор сверхцивилизованному супостату, - вот тут
малянов почувствовал, что с него хватит, поднялся, пошел на
кухню и заварил новый чай. Вот тебе и вечеровский. Вот тебе и
башка. Видно, тоже здорово перепугался, бедняга. Да, брат, это
тебе не про телепатию спорить. А вообще-то, мы сами виноваты:
вечеровский то, вечеровский се, вечеровский башка... А
вечеровский - просто человек. Умный человек, конечно, крупный
человек, но не более того. Пока речь идет об абстракциях - он
силен, а вот как жизнь-матушка подопрет... Обидно только, что
он почему-то сразу принял сторону вальки, а меня даже толком
выслушать не пожелал... Малянов взял чайники и вернулся в
комнату.
А в комнате, естественно, вайнгартен делал компот из
вечеровского. Потому что, знаете ли, пиетет пиететом, а когда
человек несет околесицу, то уж тут никакой пиетет ему не
поможет.
... Уж не воображает ли вечеровский, что имеет дело с
полными идиотами? Может быть, у него, вечеровского, и есть в
запасе пара авторитетных и в тоже время полоумных академиков,
которые после полубанки способны встретить такую вот
информацию с энтузиазмом? Лично у него, вайнгартена, подобных
академиков нет. У него, вайнгартена, есть старый друг митька
малянов, от которого он, вайнгартен, мог бы ожидать
определенного сочувствия, тем более, что сам малянов ходит в
пострадавших. И что же - встретил он его, вайнгартена, рассказ
с энтузиазмом? С интересом? С сочувствием, может быть? Черта с
два! Первое же, что он сказал, - это что вайнгартен врет. И
между прочим, он, малянов, по-своему прав. Ему, вайнгартену,
даже страшно подумать - обращаться с таким рассказом к своему
шефу, скажем, хотя шеф, между прочим, человек еще вовсе не
старый, отнюдь не закоснелый и сам склонный к некоему
благородному сумасшествию в науке.
- Санитары приедут и заберут! - Сказал тут захар жалобно.
- Это же ясно. И вам-то еще ничего, а мне ведь сексуального
маньяка вдобавок приклеют...
- Подожди, захар! - Сказал вайнгартен с раздражением. -
Нет, фил, честное слово, я вас просто не узнаю! Ведь мы тут же
кончимся как ученые, немедленно! Рожки да ножки останутся от
нашего реноме! А потом, черт побери, если предположить даже,
что нам удалось бы найти одного-двух сочувствующих из
академии, - ну, как они пойдут с этим бредом в правительство?
Кто на это рискнет? Это же черт знает, как человека должно
прожечь, чтобы он на это рискнул! А уж человечество наше, наши
дорогие сопланетники... - Вайнгартен махнул рукой и глянул на
малянова своими маслинами. - Налей-ка погорячее, - сказал он.
- Гласность... Гласность - это, знаете ли, палка о двух
концах... - И он принялся шумно пить чай, то и дело проводя
волосатой рукой по потному носу.
- Ну, кому еще налить? - Спросил малянов.
На вечеровского он старался не смотреть. Налил захару,
налил глухову. Налил себе. Сел. Ужасно было жалко вечеровского
и ужасно неловко за него. Правильно валька сказал: реноме
ученого - это вещь очень нежная. Одна неудачная речь - и где
оно, твое реноме, филипп павлович?
Вечеровский скорчился в кресле, опустив лицо в ладони.
Это было невыносимо. Малянов сказал:
- понимаешь, фил, все твои предложения... Эта твоя
программа действия... Теоретически это все, наверное,
правильно. Но нам-то сейчас не теория нужна. Нам сейчас нужна
такая программа, которую можно реализовать в конкретных,
реальных условиях. Понимаешь, для твоей программы, наверное,
подошло бы какое-нибудь человечество, но только не наше - не
земное, я имею в виду. Наше ведь ни во что такое не поверит.
Оно ведь знаешь когда в сверхцивилизацию поверит? Когда эта
сверхцивилизация снизойдет до нашего же уровня и примется с
бреющего полета валить на нас бомбы. Вот тут мы поверим, вот
тут мы об'единимся, да и то, наверное, не сразу, а сначала,
наверное, сгоряча друг другу пачек накидаем.
- В точности так! - Сказал вайнгартен неприятным голосом
и коротко хохотнул.
Все помолчали.
- А у меня и вовсе шеф - женщина, - сказал захар. - Очень
милая, умная, но как я ей буду все это рассказывать? Про
себя?..
И опять все надолго замолчали, прихлебывая чай. Потом
глухов проговорил негромко:
- чаек какой - просто прелесть! Умелец вы, дмитрий
алексеевич, давно такого не пил... Да-да-да... Конечно, все
это трудно, неясно... А с другой стороны - небо, месяц,
смотрите, какой... Чаек... Сигаретка... Что еще, на самом
деле, человеку надо? По телевизору - многосерийный детектив,
очень недурной... Не знаю, не знаю... Вы вот, дмитрий
алексеевич, что-то там насчет звезд, насчет межзвездного
газа... А какое вам, собственно, до этого дело? Если подумать,
а? Подглядывание какое-то, а? Вот вам и по рукам - не
подглядывайте... Пей чаек, смотри телевизор... Небо ведь не
для того, чтобы подглядывать. Небо ведь - оно чтобы
любоваться...
И тут захаров мальчик вдруг звонко и торжественно
об'явил:
- ты хитрец!
Малянов подумал, было, что это он про глухова. Оказалось
- нет. Мальчик, по-взрослому прищурясь, смотрел на
вечеровского и грозил ему измазанным в шоколаде пальцем.
"Тише, тише..." - С беспомощным укором пробормотал губарь, а
вечеровский вдруг отнял ладони от лица и принял свою
первоначальную позу - развалился в кресле, вытянув и скрестив
длинные ноги. Рыжее лицо его успокоилось.
- Итак, - сказал он, - я рад констатировать, что гипотеза
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида