картину Сурда. Что еще? - подумал он. - Да! Он вернулся к люку и,
высунувшись, принял от Маляева папку.
- Спасибо, - сказал Маляев, улыбаясь. - Не забыли... Спокойной
плазмы.
Патрик тоже улыбался. Кивая, они попятились к толпе. Женя стояла под
самым люком, и Горбовский помахал ей рукой. Потом он повернулся к Диксону.
- Жарко? - спросил он.
- Ужасно. Сейчас бы душ принять. А в душевых дети.
- Освободите душевые, - сказал Горбовский.
- Легко сказать, - Диксон тяжело вздохнул и, скривившись, оттянул
тесный воротник мундира. - Борода лезет под воротник, - пробормотал он. -
Колется невыносимо. Все тело зудит.
- Дядя, - сказал мальчик Алеша. - А у тебя борода настоящая?
- Можешь подергать, - сказал Перси со вздохом и нагнулся.
Мальчик подергал.
- Все равно ненастоящая, - заявил он.
Горбовский взял его за плечо, но Алеша вывернулся.
- Не хочу с тобой, - сказал он. - Хочу с капитаном.
- Вот и хорошо, - сказал Горбовский. - Перси, отведите его к
воспитателю.
Он шагнул к двери в коридор.
- Не упадите в обморок, - сказал Диксон вслед.
Горбовский откатил дверь. Да, такого в корабле еще не бывало. Визг,
смех, свист, щебет, воркование, воинственные клики, стук, звон, топот,
скрип металла о металл, мяукающие вопли младенцев... Неповторимые запахи
молока, меда, лекарств, разгоряченных детских тел, мыла - несмотря на
кондиционирование, несмотря на непрерывную работу аварийных
вентиляторов... Горбовский пошел по коридору, выбирая место, куда ступить,
опасливо заглядывая в распахнутые двери, где прыгали, плясали, баюкали
кукол, целились из ружей, набрасывали лассо, толклись в невообразимой
тесноте, сидели и ползали на откинутых койках, на столах, под столами, под
койками четыре десятка мальчиков и девочек в возрасте от двух до шести
лет. Из каюты в каюту бегали озабоченные воспитатели. В кают-компании, из
которой была выброшена почти вся мебель, молодые матери кормили и пеленали
новорожденных, и тут же были ясли - пятеро ползунков, переговариваясь на
птичьем языке, бродили на четвереньках в отгороженном углу. Горбовский
представил себе все это в состоянии невесомости, зажмурился и прошел в
рубку.
Горбовский не узнал рубки. Здесь было пусто. Исчез громадный
контроль-комбайн, занимавший треть помещения. Исчез пульт управления,
исчезло кресло пилота-дублера. Исчез пульт обзорного экрана. Исчезло
кресло перед вычислителем. А сам вычислитель, наполовину разобранный,
блестел обнажившимися блок-схемами. Корабль перестал быть звездолетом. Он
превратился в самоходную межпланетную баржу, сохранившую хороший ход, но
годную только для перелетов по инерциальным траекториям.
Горбовский сунул руки в карманы. Диксон сопел у него над ухом.
- Так-так, - сказал Горбовский. - А где Валькенштейн?
- Здесь. - Валькенштейн высунулся из недр вычислителя. Он был мрачен
и очень решителен.
- Молодец, Марк, - сказал Горбовский. - И вы молодец, Перси. Спасибо!
- Вас уже три раза спрашивал Пишта, - сказал Марк и снова скрылся в
вычислителе. - Он у грузового люка.
Горбовский пересек рубку и вышел в грузовой отсек. Ему стало жутко.
Здесь в длинном и узком помещении, слабо освещенном двумя газосветными
лампами, стояли, плотно прижавшись друг к другу, мальчики и девочки
школьники - от первоклассников до старших классов. Они стояли молча, почти
не шевелясь, только переступая с ноги на ногу, и смотрели в распахнутый
люк, где виднелось голубое небо да плоская белая крыша далекого пакгауза.
Несколько секунд Горбовский, покусывая губу, смотрел на детей.
- Первоклассников перевести в коридор, - сказал он. - Второй и третий
классы - в рубку. Сейчас же.
- И это еще не все, - тихо сказал Диксон. - Десять человек застряли
где-то на пути из Детского... Впрочем, кажется, они погибли. Группа
старшеклассников отказывается грузиться. И есть еще группа детей
аутсайдеров, которые только сейчас прибыли. Впрочем, сами увидите.
- Вы все-таки сделайте, как я сказал, - предложил Горбовский. -
Первые три класса - в коридор и в рубку. А сюда - свет, экран, показывайте
фильмы. Исторические фильмы. Пусть смотрят, как бывало раньше. Действуйте,
Перси. И еще - составьте из ребят цепочку до Валькенштейна, пусть по
конвейеру передают детали, это их немного займет.
Он с трудом протиснулся к люку и сбежал вниз. У подножья трапа,
окруженная воспитателями, стояла большая группа ребятишек разного
возраста. Слева беспорядочной грудой было свалено все самое драгоценное из
предметов материальной культуры Радуги: связки документов, папки, машины и
модели машин, закутанные в материю скульптуры, свертки холстов. А справа,
шагах в двадцати, стояли угрюмые юноши и девушки пятнадцати-шестнадцати
лет, и перед ними, заложив руки за спину, нагнув голову, расхаживал очень
серьезный Станислав Пишта. Негромко, но внятно он говорил:
- ...Считайте, что это экзамен. Поменьше думайте о себе и побольше о
других. Ну и что же, что вам стыдно? Возьмите себя в руки, пересильте это
чувство!
Старшеклассники упрямо молчали. И подавленно молчали взрослые,
сгрудившиеся перед грузовым люком. Некоторые ребята украдкой оглядывались,
и было видно, что они не прочь удрать, но бежать было невозможно - вокруг
стояли их отцы и матери. Горбовский посмотрел на люк. Даже отсюда было
видно, что корабль набит битком. В широком, как ворота, люке тесной
шеренгой стояли дети. Лица у них были недетские - слишком серьезные и
слишком печальные.
К Горбовскому как-то боком придвинулся огромный, очень красивый
молодой человек с тоскливыми просящими глазами, безобразно не
соответствующими всему его облику.
- Одно слово, капитан, - проговорил он дрожащим голосом. - Одно
только слово...
- Минутку, - сказал Горбовский.
Он подошел к Пиште и обнял его за плечи.
- Места хватит всем, - говорил Пишта. - Пусть это вас не беспокоит...
- Станислав, - сказал Горбовский, - распорядись грузить оставшихся.
- Там нет мест, - очень непоследовательно возразил Пишта. - Мы ждали
тебя. Хорошо бы очистить резервную Д-камеру.
- На "Тариэле" нет резервных Д-камер. Но место сейчас будет.
Скачать книгу [0.10 МБ]