Распоряжайся.
Горбовский остался лицом к лицу со старшеклассниками.
- Мы не хотим лететь, - сообщил один из них, белобрысый рослый
парнишка с яркими зелеными глазами. - Лететь должны воспитатели.
- Правильно! - сказала маленькая девушка в спортивных брюках. Позади
голос Перси Диксона крикнул:
- Бросайте! Прямо на землю!
Из люка посыпались звонкие пластины блок-схем. Конвейер заработал.
- Вот что, мальчики и девочки, - сказал Горбовский. - Во-первых, у
вас еще нет права голоса, потому что вы еще не кончили школу. И во-вторых,
нужно иметь совесть. Правда, вы еще молоды и рветесь на геройские подвиги,
но дело-то в том, что здесь вы не нужны, а в корабле нужны. Мне страшно
подумать, что там будет в инерционном полете. Нужно по два старших на
каждую каюту к дошкольникам, по крайней мере три ловкие девочки для яслей
и помогать женщинам с новорожденными. Короче говоря, вот где от вас
требуется подвиг.
- Простите, капитан, - насмешливо сказал зеленоглазый, - но все эти
обязанности прекрасно могут выполнить воспитательницы.
- Простите, юноша, - сказал Горбовский, - я полагаю, вам известны
права капитана. Как капитан, я вам обещаю, что из воспитателей полетят
только два человека. А главное - напрягитесь и попробуйте представить
себе, как будут дальше жить ваши воспитатели, если они займут ваши места
на корабле. Игры кончились, мальчики и девочки, перед вами жизнь, какой
она бывает иногда, к счастью, редко. А теперь простите, я занят. В
утешение могу сказать вам только одно: в корабль вы войдете последними.
Все!
Он повернулся к ним спиной и с размаху наткнулся на молодого человека
с тоскливыми глазами.
- Ох, простите, - сказал Горбовский. - Совсем забыл про вас.
- Вы сказали, полетят два воспитателя, - осипшим голосом сказал
молодой человек. - Кто?
- Кто вы такой? - спросил Горбовский.
- Я Роберт Скляров. Я физик-нулевик. Но речь не обо мне. Я вам сейчас
все расскажу. Но сначала скажите, кто из воспитателей летит?
- Скляров... Скляров... Удивительно знакомое имя. Где я о нем слыхал?
- Камилл, - сказал Скляров, принужденно улыбаясь.
- А, - сказал Горбовский. - Так вас интересует, кто летит? - он
оглядел Склярова. - Хорошо, я вам скажу. Только вам. Летит заведующий и
летит главный врач. Они еще этого не знают.
- Нет, - сказал Скляров, хватая Горбовского за руки. - Еще один...
Еще одну. Турчина Татьяна. Она воспитатель. Ее очень любят. Она опытнейший
воспитатель...
Горбовский освободил руки.
- Нельзя, - сказал он. - Нельзя, милый Роберт! Летят только дети и
матери с новорожденными, понимаете? Только дети и матери с грудными
младенцами.
- Она тоже! - сейчас же сказал Скляров. - Она тоже мать! У нее будет
ребенок... мой ребенок! Спросите у нее... Она тоже мать!
Горбовского сильно толкнули в плечо. Он пошатнулся и увидел, как
Скляров испуганно пятится, отступая, а него молча идет маленькая тонкая
женщина, удивительно изящная и стройная, с сильной сединой в золотых
волосах и прекрасным, но словно окаменевшим лицом. Горбовский провел
ладонью по лбу и вернулся к трапу.
Теперь здесь оставались только старшеклассники и воспитатели.
Остальные взрослые - отцы и матери, и те, кто принес сюда свои творения, и
те, кто, видимо, в смутной, неосознанной надежде тянулся к звездолету,
медленно пятились, расступаясь и разбиваясь на группы. В люке, расставив
руки, стоял Станислав Пишта и кричал:
- Потеснитесь чуть-чуть, ребята! Майкл, крикни в рубку, чтобы
потеснились! Еще немного!
Ему отвечали серьезные детские голоса:
- Некуда больше! Все очень плотно стоят!
И густой голос Перси Диксона прогудел:
- Как так некуда? А вот сюда за пульт? Не бойся, маленькая, током не
ударит, проходи, проходи... И ты тоже... И ты, курносый... Больше жизни! И
ты... Так... так...
И холодный, звякающий, как железо, голос Валькенштейна приговаривал:
- Потеснитесь, ребята... дайте пройти... подвинься, девочка...
пропусти, мальчик...
Пишта посторонился, и рядом с ним появился Валькенштейн с курткой
через плечо.
- Я остаюсь на Радуге, - сказал он. - Вы уж без меня, Леонид
Андреевич. - Глаза его шарили по толпе, отыскивая кого-то.
Горбовский кивнул.
- Врач на борту? - спросил он.
- Да, - ответил Марк. - Из взрослых там только врач и Диксон.
Из люка вдруг раздался смех.
- Эх вы! - с натугой говорил голос Диксона. - Вот как надо...
Раз-два... Раз-два...
В люке появился Диксон. Он появился над головой Пишты, перевернутое
лицо его было потным и ярко-малиновым.
- Держите меня, Леонид, - прошипел он. - Я сейчас свалюсь.
Ребята хохотали. Это было действительно очень смешно: толстый
бортинженер, как муха, висел на потолке, цепляясь руками и ногами за
карабины для крепления груза. Он был тяжел и горяч; и когда Пишта с
Горбовским вытянули его наружу и поставили на ноги, он сказал, тяжело
дыша:
- Стар. Стар уже...
Виновато моргая, он поглядел на Горбовского.
- Не могу я там, Леонид. Тесно, душно, жарко... Костюм этот
несчастный... Я остаюсь здесь, а вы уж с Марком летите. Да и надоели вы
мне, по правде сказать.
- Прощайте, Перси, - сказал Горбовский.
- Прощай, дружок, - сказал Диксон растроганно.
Горбовский засмеялся и похлопал его по позументам.
- Ну что ж, Станислав, - сказал он. - Придется тебе обойтись без
бортинженера. Думаю, обойдешься. Твоя задача: выйти на орбиту
экваториального спутника и ждать "Стрелу". Остальное сделает командир
"Стрелы".
Несколько секунд Пишта ошарашенно молчал.
Скачать книгу [0.10 МБ]