и банальному, - между машинной логикой и системой морали и воспитания. В
таком столкновении машинная логика всегда терпит поражение.
Альпа кивнул и окутался облаками дыма. Ганс задумчиво проговорил:
- Мысль страшненькая. Помните "проект десяти"? Когда Совету
предложили перебросить в науку часть энергии из Фонда изобилия... Во имя
чистой науки поприжать человечество в области элементарных потребностей.
Помните этот лозунг: "Ученые готовы голодать"?
Банин подхватил:
- А Ямакава тогда встал и сказал: "А шесть миллиардов детей не
готовы. Так же не готовы, как вы не готовы разрабатывать социальные
проекты".
- Я тоже не люблю изуверов, - сказал Горбовский.
- Я вот недавно прочел книгу Лоренца, - сказал Ганс. - "Люди и
проблемы"... Читали?
- Читали, - сказал Горбовский.
Альпа отрицательно помотал головой.
- Хорошая книга, правда? И поразила меня там одна мысль. Правда,
Лоренц на ней не останавливается, говорит об этом мимоходом.
- Ну, ну? - сказал Банин.
- Я, помню, целую ночь об этом думал. Не хватало аппаратуры, ждали,
пока подвезут, - знаете, обычная нервотрепка. И вот я пришел к такому
выводу. Лоренц упоминает о естественном отборе в науке. Какие факторы
определяют главенство научных направлений сейчас, когда наука не влияет
или почти не влияет больше на материальное благосостояние?
- Ну, ну? - сказал Банин.
- И вот я пришел к такому выводу. Пройдет некоторое время, и те
научные исследования, которые оказались наиболее успешными, впитают в себя
все материальное обеспечение, непомерно углубятся, а остальные направления
просто сами собой сойдут на нет. И вся наука будет состоять из двух-трех
направлений, в которых никто, кроме корифеев, разбираться не будет.
Понимаете меня?
- А, чушь! - сказал Банин.
- Ну почему же чушь? - спросил Ганс обиженно. - Вот факты. В науке
существуют сотни тысяч направлений. В каждом работают тысячи людей. Лично
я знаю четыре группы исследователей, которые из-за систематических неудач
бросали работу и вливались в другие, более успешные группы. Я сам дважды
так поступал...
Альпа сказал:
- Шутки шутками, а возьмите того же Ламондуа. Вот он рвется сломя
голову к осуществлению нуль-Т. Нуль-Т, как и следовало ожидать, дает массу
новых ответвлений. Но Ламондуа вынужден обрубать почти все эти
ответвления, он просто вынужден игнорировать их. Потому что у него нет
никакой возможности тщательно проработать каждое ответвление на
перспективность. Мало того, он вынужден сознательно игнорировать заведомо
поразительные и интересные вещи. Так, например, случилось с Волной.
Неожиданное, удивительное и, на мой взгляд, грозное явление. Но, преследуя
свою цель, Ламондуа пошел даже на раскол в своем лагере. Он поссорился с
Аристотелем, он отказывается обеспечивать волновиков. Он идет вглубь,
вглубь, его проблема становится все уже. Волна осталась у него далеко в
тылу. Она для него только помеха, он слышать о ней не хочет. А она, между
прочим, сжигает посевы...
Над космодромом загремел громкоговоритель всеобщего оповещения:
- Внимание, Радуга! Говорит директор. Старшего бригады испытателей
Габу вместе с бригадой прошу немедленно явиться ко мне.
- Счастливые люди, - сказал Ганс. - Никакие ульмотроны им не нужны.
- У них своих забот хватает, - сказал Банин. - Видел я однажды, как
они тренируются, - нет уж, я лучше буду лжештурманом... А потом два года
сидеть без своего дела и каждый день слышать: "Потерпите еще чуть-чуть.
Вот, может быть, завтра..."
- Я рад, что вы заговорили о том, что в тылу, - сказал Горбовский. -
"Белые пятна" науки. Меня этот вопрос тоже занимает. По-моему, у нас в
тылу нехорошо... Например, Массачусетская машина. - Альпа покивал.
Горбовский обратился к нему. - Вы, конечно, должны помнить. Сейчас о ней
вспоминают редко. Угар кибернетики прошел.
- Ничего не могу вспомнить о Массачусетской машине, - сказал Банин. -
Ну, ну?
- Знаете, это древнее опасение: машина стала умнее человека и подмяла
его под себя... Полсотни лет назад в Массачусетсе запустили самое сложное
кибернетическое устройство, когда-либо существовавшее. С каким-то там
феноменальным быстродействием, необозримой памятью и все такое... И
проработала эта машина ровно четыре минуты. Ее выключили, зацементировали
все входы и выходы, отвели от нее энергию, заминировали и обнесли колючей
проволокой. Самой настоящей ржавой колючей проволокой - хотите верьте,
хотите нет.
- А в чем, собственно, дело? - спросил Банин.
- Она начала _в_е_с_т_и_ с_е_б_я, - сказал Горбовский.
- Не понимаю.
- И я не понимаю, но ее едва успели выключить.
- А кто-нибудь понимает?
- Я говорил с одним из ее создателей. Он взял меня за плечо,
посмотрел мне в глаза и произнес только: "Леонид, это было страшно".
- Вот это здорово, - сказал Ганс.
- А, - сказал Банин. - Чушь. Это меня не интересует.
- А меня интересует, - сказал Горбовский. - Ведь ее могут включить
снова. Правда, она под запретом Совета, но почему бы не снять запрет?
Альпа проворчал:
- Каждому времени свои злые волшебники и привидения.
- Кстати, о злых волшебниках, - подхватил Горбовский. - Я немедленно
вспоминаю о казусе Чертовой Дюжины.
У Ганса горели глаза.
- Казус Чертовой Дюжины - как же! - сказал Банин. - Тринадцать
фанатиков... Кстати, где они сейчас?
- Позвольте, позвольте, - сказал Альпа. Это те самые ученые, которые
сращивали себя с машинами? Но ведь они же погибли.
- Говорят, да, - сказал Горбовский, - но ведь не в этом дело.
Прецедент создан.
- А что, - сказал Банин. - Их называют фанатиками, но в них,
по-моему, есть что-то притягательное. Избавиться от всех этих слабостей,
страстей, вспышек эмоций... Голый разум плюс неограниченные возможности
совершенствования организма. Исследователь, которому не нужны приборы,
Скачать книгу [0.10 МБ]