я читал это. "И еще являлся мне дом, живой и движущийся, и
совершал непристойные движения, а внутри через окна я видел в
нем людей, которые ходили по комнатам его, спали и принимали
пищу..." Я не ручаюсь за точность цитирования, но это очень
близко к тексту... И, разумеется, Иероним Босх... Я бы назвал
его святым Иеронимом Босхом, я многим обязан ему, он подготовил
меня к этому... -- Он широко повел рукой вокруг себя. -- Его
замечательные картины... Господь, несомненно, допустил его
сюда. Как и Данте... Между прочим, существует рукопись, которую
приписывают Данте, в ней тоже упоминается этот дом. Как это
там... -- Старик закрыл глаза и поднял растопыренную пятерню ко
лбу. -- Э-э-э... "И спутник мой, простерши руку, сухую и
костлявую..." М-м-м... Нет... "Кровавых тел нагих сплетенье в
покоях сумрачных..." М-м-м...
-- Погодите, -- сказал Андрей, облизывая сухие губы. --
Что вы мне несете? При чем здесь святой Антоний и Данте? Вы к
чему, собственно, клоните?
Старик удивился.
-- Я ни к чему не клоню, -- сказал он. -- Вы ведь спросили
меня про дом, и я... Я, конечно, должен благодарить Бога за то,
что он в предвечной мудрости и бесконечной доброте своей еще в
прежнем существовании моем просветил меня и дал мне
подготовиться. Я очень и очень многое узнаю здесь, и у меня
сжимается сердце, когда я думаю о других, кто прибыл сюда и не
понимает, не в силах понять, где они оказались. Мучительное
непонимание сущего и, вдобавок, мучительные воспоминания о
грехах своих. Возможно, это тоже великая мудрость Творца:
вечное сознание грехов своих без осознания возмездия за них...
Вот, например, вы, молодой человек, -- за что он низвергнул вас
в эту пучину?
-- Не понимаю, о чем вы говорите, -- пробормотал Андрей.
"Религиозных фанатиков нам здесь еще только и не хватало", --
подумал он.
-- Да вы не стесняйтесь, -- сказал старик ободряюще. --
Здесь скрывать это не имеет смысла, ибо суд уже состоялся... Я,
например, грешен перед народом своим -- я был предателем,
доносчиком, я видел, как мучили и убивали людей, которых я
выдавал слугам сатаны. Меня повесили в тысяча девятьсот сорок
четвертом. -- Старик помолчал. -- А вы когда умерли?
-- Я не умирал... -- произнес Андрей, холодея.
Старик покивал с улыбкой.
-- Да, многие так думают, -- сказал он. -- Но это
неправда. История знает случаи, когда людей брали живыми на
небо, но никто никогда не слыхал, чтобы их -- в наказание! --
живыми ссылали в преисподнюю.
Андрей слушал, обалдело воззрившись на него.
-- Вы просто забыли, -- продолжал старик. -- Была война,
бомбы падали на улицах, вы бежали в бомбоубежище, и вдруг --
удар, боль, и все исчезло. А потом -- видение ангела,
говорящего ласково и иносказательно, и вы -- здесь... -- Он
снова понимающе покивал, выпятив губу. -- Да-да, несомненно,
именно так вот и возникает ощущение свободы воли. Теперь я
понимаю: это инерция. Просто инерция, молодой человек. Вы
говорили так убежденно, что несколько даже поколебали меня...
Организация хаоса, новый мир... Нет-нет, это просто инерция.
Это должно со временем пройти. Не забудьте, преисподняя вечна,
возврата нет, а вы ведь еще только в первом круге...
-- Вы... серьезно? -- голос Андрея дал маленького петуха.
-- Вы же все это знаете сами, -- ласково сказал старик. --
Вы отлично все это знаете! Просто вы -- атеист, молодой
человек, и не хотите себе признаться, что ошибались всю свою --
пусть даже недолгую -- жизнь. Вас учили ваши бестолковые и
невежественные учителя, что впереди -- ничто, пустота, гниение;
что ни благодарности, ни возмездия за содеянное ждать не
приходится. И вы принимали эти жалкие идеи, потому что они
казались вам такими простыми, такими очевидными, а главным
образом потому, что вы были совсем молоды, обладали прекрасным
здоровьем тела и смерть была для вас далекой абстракцией.
Сотворивши зло, вы всегда надеялись уйти от наказания, потому
что наказать вас могли только такие же люди, как вы. А если вам
случалось сотворить добро, вы требовали от таких же, как вы,
немедленной награды. Вы были смешны. Сейчас вы, конечно,
понимаете это -- я вижу это по вашему лицу... -- Он вдруг
засмеялся. -- У нас в подполье был один инженер, материалист,
мы часто спорили с ним о загробной жизни. Господи, как он
издевался надо мною! "Папаша, -- говорил он. -- В раю мы с вами
закончим этот бессмысленный спор..." И вы знаете, я все ищу его
здесь, ищу и никак не могу найти. Может быть, в его шутке была
правда, может быть, он и в самом деле пошел в рай -- как
мученик. Смерть его воистину была мучительна... А я -- здесь.
-- Ночные диспуты о жизни и смерти? -- проквакал вдруг над
ухом знакомый голос, и скамейка затряслась. Изя Кацман, по
обыкновению растерзанный и взлохмаченный, с размаху плюхнулся
по другую сторону от Андрея и, придерживая левой рукой огромную
светлую папку, сейчас же принялся правой терзать свою
бородавку. Как и всегда, он был в состоянии какого-то
восторженного возбуждения.
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида
