нашим...
-- А я тебе о чем толкую! -- обрадовался Андрей.
-- Не в этом смысле, -- нетерпеливо отмахнулся Изя. -- Не
так это все прямолинейно, как у тебя. Они пытаются разобраться
в человечестве, понимаешь? Разобраться! А для нас проблема
номер один -- то же самое: разобраться в человечестве,
понимаешь? Разобраться! А для нас проблема номер один -- то же
самое: разобраться в человечестве, в нас самих. Так, может
быть, разбираясь сами, они помогут разобраться и нам?
-- Ах, нет, друзья! -- сказал Кэнси, мотая головой. -- Ах,
не обольщайтесь. Готовят они колонизацию Земли и изучают на нас
с вами психологию будущих рабов...
-- Ну, почему, Кэнси? -- разочарованно произнес Андрей. --
Почему такие страшные предположения? По моему, просто нечестно
так о них думать...
-- Да я, наверное, так и не думаю, -- отозвался Кэнси. --
Просто у меня какое-то странное чувство... Все эти павианы,
превращения воды, всеобщий кабак изо дня в день... В одно
прекрасное утро еще смешение языков нам устроят... Они словно
систематически готовят нас к какому-то жуткому миру, в котором
мы должны будем жить отныне и присно, и во веки веков. Это как
на Окинаве... Я был тогда мальчишкой, шла война, и у нас в
школе окинавским ребятам запрещалось разговаривать на своем
диалекте. Только по-японски. А когда какого-нибудь мальчика
уличали, ему вешали на шею плакат: "Не умею правильно
говорить". Так и ходил с этим плакатом.
-- Да, да, понимаю... -- проговорил Изя, с остановившейся
улыбкой дергая и пощипывая бородавку на шее.
-- А я -- не понимаю! -- объявил Андрей. -- Все это --
извращенное толкование, неверное... Эксперимент есть
Эксперимент. Конечно, мы ничего не понимаем. Но ведь мы и не
должны понимать! Это же основное условие! Если мы будем
понимать, зачем павианы, зачем сменность профессий... такое
понимание сразу обусловит наше поведение, Эксперимент потеряет
чистоту и провалится. Это же ясно! Ты как считаешь, Фриц?
Фриц покачал белобрысой головой.
-- Не знаю. Меня это не интересует. Меня не интересует,
чего они там хотят. Меня интересует, чего я хочу. А я хочу
навести порядок в этом бардаке. Вообще, кто-то из нас говорил,
я уже и не помню, что может быть и вся задача Эксперимента
состоит в том, чтобы отобрать самых энергичных, самых деловых,
самых твердых... Чтобы не языками трепали, и не расползались
как тесто, и не философии бы разводили, а гнули бы свою линию.
Вот таких они отберут -- таких, как я, или, скажем, ты, Андрей,
-- и бросят обратно на Землю. Потому что раз здесь не дрогнули,
то и там не дрогнем...
-- Очень может быть! -- глубокомысленно сказал Андрей. --
Я это тоже вполне допускаю.
-- А вот Дональд считает, -- тихонько сказал Ван, -- что
Эксперимент уже давным-давно провалился.
Все посмотрели на него. Ван сидел в прежней позе покоя --
втянув голову в плечи, и подняв лицо к потолку; глаза его были
закрыты.
-- Он сказал, что Наставники давно запутались в
собственной затее, перепробовали все, что можно, и теперь уже
сами не знают, что делать. Он сказал: полностью обанкротились.
И все теперь просто катится по инерции.
Андрей в полной растерянности полез в затылок -- чесаться.
Вот так Дональд! То-то он и сам не свой ходит... Другие тоже
молчали. Дядя Юра медленно сворачивал очередную козью ножку,
Изя с окаменевшей улыбкой щипал и терзал бородавку, Кэнси опять
принялся за капусту, а Фриц, не отрываясь, глядел на Вана,
выдвигая и снова ставя на место челюсть. Вот так и начинается
разложение, мелькнуло у Андрея в голове. Вот с таких вот
разговоров. Непонимание рождает неверие. Неверие -- смерть.
Наставник говорил прямо: главное -- поверить в идею до конца,
без оглядки. Осознать, что непонимание -- это непременнейшее
условие Эксперимента. Естественно, это самое трудное. У
большинства здесь нет настоящей идейной закалки, настоящей
убежденности в неизбежности светлого будущего. Что сегодня
может быть как угодно тяжело и плохо, и завтра -- тоже, но
послезавтра мы обязательно увидим небо в звездах, и на нашей
улице наступит праздник...
-- Я -- человек неученый, -- сказал вдруг дядя Юра,
любовно заклеивая языком свою козью ногу. -- У меня четыре
класса образования, если хотите знать, и я тут уже Изе говорил,
что сюда я, прямо скажем, попросту удрал... Как вот ты... -- он
указал козьей ногой на Фрица. -- Только тебе из плена дорога
открылась, а мне, значит, из деревни. Я, если войны не считать,
всю жизнь в деревне прожил и всю жизнь света не видел. А здесь
вот -- увидел! Что они там со своим Экспериментом мудрят --
прямо скажу, братки, не моего это ума дело, да и не так уж
интересно. Но я здесь -- свободный человек, и пока мою эту
свободу не тронули, я тоже никого не трону. А вот если тут
которые найдутся, чтобы наше нынешнее положение фермерское
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида