судья. Он -- раненый, хозяйство было разрушено, мог он
дрогнуть?.. Да и здесь, видно, житье у него тоже не сахар. Да и
не один он здесь такой, дрогнувший, много здесь таких...
По Главной уже вовсю разгуливали павианы. То ли Андрей к
ним пригляделся, то ли они сами переменились, но они уже не
казались такими наглыми или тем более страшными, как несколько
часов назад. Они мирно устраивались кучками на солнцепеке,
тараторили, искались, а когда мимо них проходили люди,
протягивали мохнатые лапы с черными ладошками и просительно
помаргивали слезящимися глазами. Было похоже, как будто в
городе объявилось вдруг огромное количество нищих.
У ворот своего дома Андрей увидел Вана. Ван сидел на
тумбе, печально сгорбившись, опустив между колен натруженные
руки.
-- Баки потеряли? -- спросил он, не поднимая головы. --
Посмотри, что делается.
Андрей заглянул в подворотню и ужаснулся. Навалено было,
казалось, до самой лампочки. Только к двери дворницкой вела
узенькая тропиночка.
-- Господи! -- сказал Андрей и засуетился. -- Я сейчас...
подожди... сейчас сбегаю... -- Он судорожно пытался припомнить,
по каким улицам они с Дональдом гнали вчера ночью и в каком
месте беженцы вышвырнули баки из кузова.
-- Не надо, -- безнадежным голосом сказал Ван. -- Уже
приезжала комиссия. Переписала номера баков, обещали к вечеру
привезти. К вечеру они, конечно, не привезут, но может быть,
хотя бы к утру, а?
-- Ты понимаешь, Ван, -- сказал Андрей, -- это был такой
ад кромешный, стыдно вспоминать...
-- Я знаю. Мне Дональд рассказал, как это было.
-- Дональд уже дома? -- оживился Андрей.
-- Да. Он сказал, чтобы я к нему никого не пускал. Он
сказал, что у него болят зубы. Я дал ему бутылку водки, и он
ушел.
-- Вот как... -- проговорил Андрей, снова оглядывая кучи
мусора.
И вдруг ему до такой степени невыносимо, почти до
истерики, до крика, захотелось помыться, сбросить вонючий
комбинезон, забыть о том, что завтра придется лопатой
разворачивать все это добро... Все вокруг стало липким и
зловонным, и Андрей, не говоря больше ни слова, бросился через
двор, на свою лестницу, наверх, через три ступеньки, дрожа от
нетерпения, добрался до квартиры, вытащил из-под резинового
коврика ключ, распахнул дверь, и душистая одеколонная прохлада
приняла его в свои ласковые объятия.
Прежде всего он разделся. Догола. Скомкал комбинезон и
белье, швырнул их в ящик с грязным барахлом. Грязь в грязь.
Затем, стоя голышом посередине кухни, он огляделся и
содрогнулся от нового отвращения. Кухня была забита грязной
посудой. В углах громоздились тарелки, затянутые голубоватой
паутиной плесени, усердно скрывавшей какие-то черные комья.
Стол был заставлен мутными захватанными бокалами, стаканами и
банками из-под консервированных фруктов. Мойка была забита
чашками и блюдцами. А на табуретах тихо смердели потемневшие
кастрюли, засаленные сковородки, дуршлаги и котелки. Он
приблизился к мойке и пустил воду. О, счастье! Вода была
горячая! И он принялся за дело.
Перемывши всю посуду, он схватился за швабру. Он
действовал истово и с энтузиазмом, и как будто смывал грязь со
своего собственного тела. Однако на все пять комнат его не
хватило. Он ограничился кухней, столовой и спальней. В
остальные комнаты он только заглянул с некоторым недоумением
-- никак он не мог привыкнуть и понять, зачем одному
человеку столько комнат, да еще таких безобразно огромных и
затхлых. Он поплотнее прикрыл двери туда и заставил их
стульями.
Теперь надо было бы смотаться в лавку, купить что-нибудь
на вечер. Давыдов придет, да и из обычной кодлы кто-нибудь
завалится наверняка... Но сначала он решил помыться. Вода уже
шла почти холодная, и все-таки это было прекрасно. Потом он
застелил на постели свежие простыни. А когда он увидел на своей
постели чистое белье, хрустящие накрахмаленные наволочки, когда
он ощутил запах свежести, исходивший от них, ему вдруг страшно
захотелось полежать чистым телом в этой давно забытой чистоте,
и он рухнул так, что взвыли дурные пружины и затрещало старое
полированное дерево.
Да, это было прекрасно! Это было прохладно, душисто,
скрипуче, и справа, в пределах достигаемости, обнаружилась
пачка сигарет и спички, а слева, в тех же пределах -- полочка с
избранными детективами. Немного огорчало, что в пределах
досягаемости не оказалось пепельницы, а полочку он,
оказывается, забыл протереть от пыли, но это уже были
совершенные пустяки. Он выбрал "Десять негритят" Агаты Кристи,
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида