лось, закричали все разом, и тот, кто уже кричал раньше, и те,
которые раньше молчали или просто разговаривали, или плакали, или
молились, и Виктор тоже закричал, не помня себя от ужаса при мыс-
ли о том, что сейчас произойдет. "Уберите болванов! - Кричал он.
- Уберите пожарников! Это смерть! Не надо! Диана!" Неизвестно,
кто и что кричал в толпе, но толпа до сих пор неподвижная, стала
равномерно колыхаться как гигантское блюдо студня, и офицер, уро-
нив мегафон, белый, в красных пятнах, попятился к дверям караул-
ки, лица солдат под касками ощерились и остервенели, а наверху,
на башне, больше никто не шевелился, там замерли и целились. И
тут раздался голос.
Он был как гром, он шел со всех сторон сразу покрыл все ос-
тальные звуки. Он был спокоен, даже меланхоличен, какая-то без-
мерная скука слышалась в нем, безмерная снисходительность, словно
говорил кто-то огромный, презрительный, высокомерный, стоя спиной
к шумевшей толпе, говорил через плечо, отвлекшись на минуту от
важных дел ради этой, раздражившей его, наконец, пустяковины.
- Да перестаньте вы кричать, - сказал голос. - Перестаньте
размахивать руками и угрожать. Неужели так трудно прекратить бол-
товню и несколько минут спокойно подумать? Вы же прекрасно знае-
те, что дети ваши ушли от вас по собственному желанию, никто их
не принуждал, никто не тащил за шиворот. Они ушли потому, что вы
стали окончательно неприятны. Не хотят они жить больше так, как
живете вы и жили ваши предки. Вы очень любите подражать предкам и
полагаете это человеческим достоинством, а они - нет. Не хотят
они вырасти пьяницами и развратниками, мелкими людишками, рабами,
конформистами, не хотят ваших семей и вашего государства. Голос
на минуту смолк. И целую минуту не было слышно ни звука, только
какой-то шорох, словно туман шуршал, проползая над землей. Потом
голос заговорил снова.
- Вы можете быть совершенно спокойны за своих детей. Им будет
хорошо - лучше, чем с вами, и много лучше, чем вам самим. Сегодня
они не могут принять вас, но с завтрашнего дня приходите. В лоша-
диной лощине будет оборудован дом встречи, после пятнадцати часов
приходите хоть каждый день. Каждый день в четырнадцать тридцать
от городской площади будут отходить три больших автобуса. Этого
будет мало, во всяком случае - завтра; пусть ваш бургомистр поза-
ботится о добавочном транспорте.
Голос снова замолчал. Толпа стояла недвижной стеной. Люди
словно боялись пошевелиться.
- Только имейте в виду, - продолжал голос. - От вас самих за-
висит, захотят ли дети встречаться с вами. В первые дни мы сможем
еще заставить детей приходить на свидания, даже если им этого не
захочется, а потом... Смотрите сами. А теперь расходитесь. Вы ме-
шаете и нам, и детям, и себе. И очень вам советую: подумайте, по-
пытайтесь подумать, что вы можете дать детям. Поглядите на себя.
Вы родили их на свет и калечите их по своему образу и подобию.
Подумайте об этом, а теперь расходитесь.
Толпа осталась неподвижной, может быть, она пыталась думать.
Виктор пытался. Это были обрывочные мысли. Не мысли даже, а прос-
то обрывки воспоминаний, куски каких-то разговоров, глупо раскра-
шенное лицо Лолы... А может быть, лучше аборт? Зачем это нам сей-
час... Отец с дрожащими от ярости губами... Я из тебя сделаю че-
ловека, щенок паршивый, я с тебя шкуру спущу... У меня объявилась
дочка двенадцати лет, не можешь ли ты ее куда-нибудь прилично ус-
троить? Ирма с любопытством смотрит на расхлюстанного Росшепе-
ра... Не на Росшепера, а на меня... Мне пожалуй, но что она пони-
мает, соплячка?... Брысь на место!... Вот тебе кукла!... Тебе еще
рано, вырастешь - узнаешь...
- Ну что же вы стоите? - Сказал громовой голос. - Расходитесь!
Налетел тугой холодный ветер, ударил в лицо и затих.
- Идите же! - Сказал голос.
И снова налетел ветер, уже совсем плотный, как тяжелая мокрая
ладонь - уперлась в лицо, толкнула и убралась. Виктор вытер щеки
и увидел, что толпа попятилась. Кто-то окрикнул громко, раздались
возгласы, звучащие неуверенно, вокруг автомобилей и автобусов
возникли небольшие водовороты. В кузов грузовика полезли со всех
сторон, и все заторопились, отталкивая друг друга, лезли в дверцы
машин, нетерпеливо растаскивали сцепившиеся рулями велосипеды,
затрещали двигатели, а многие уходили пешком, часто оглядываясь
назад, не на автоматчиков, не на пулемет на башне, не на броне-
вик, который подкатил с железным лязгом и стал у всех на виду.
Виктор знал, почему они оборачиваются и почему торопятся, у него
горели щеки и если он чего-нибудь боялся, так это что голос снова
скажет: "Идите!" И снова мокрая тяжелая ладонь брезгливо толкает
его в лицо. Кучка дураков в золотых рубахах все еще нерешительно
топталась перед воротами, но их уже стало меньше, а к остальным
подошел офицер и рявкнул на них внушительно - уверенный, исполня-
ющий свой долг, и они тоже попятились, потом повернулись и побре-
ли прочь, подбирая на ходу брошенные на землю серые, синие, тем-
ные плащи, и вот уже золотых пятен не осталось ни одного, а мимо
катили автобусы, легковые машины, и люди в кузове, встревоженно-
нетерпеливо озирались, спрашивали друг друга: "А где водитель?"
Потом откуда-то вынырнула Диана, Диана свирепая, поднялась на
подножку, поглядела в кузов, крикнула сердито: "Только до перек-
рестка! Машина идет в санаторий!" - И никто не осмелился возра-
зить, все были на редкость тихие и на все согласные. Тэдди так и
не появился. Должно быть, сел в другую машину. Диана развернула
грузовик, и они поехали по знакомой бетонке, обгоняя кучки пеше-
ходов и велосипедистов, а их обгоняли перегруженные легковые ма-
шины, грузно приседающие на амортизаторах. Дождя не было, только
туман и мелкая изморозь. Дождь пошел уже тогда, когда Диана под-
вела грузовик к перекрестку, и люди вылезли из кузова, а Виктор
пересел в кабину.
Они молчали до самого санатория.
Диана сразу ушла к Росшеперу - так она, по крайней мере, ска-
зала, а Виктор, сбросив плащ, рухнул на кровать в своей комнате,
закурил и уставился в потолок. Может быть час, а может быть два,
он беспрестанно курил, ворочался, вставал, ходил по комнате,
бессмысленно выглядывал в окно, задергивал и снова раздвигал
Скачать книгу [0.16 МБ]
Пирамида