обходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алко-
голь и наркотики... Да черт с ней, с этой кучей гниющего дерьма,
она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не го-
дится, кроме как смердеть и вонять. Страшное другое - разложение
захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы ви-
дим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но
оно все равно отравляет нас безнадежностью, подтачивает нашу во-
лю, засасывает... А тут еще это проклятье - демократическое вос-
питание: эгалитэ, фратерните, все люди - братья, все из одного
теста... Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя,
если случается нам обнаружить, что мы умнее ее, что у нас иные
запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы -
спасаться пора.
- Пора выпить, - сказал Виктор. Он уже пожалел, что согласился
на серьезный разговор с санитарным инспектором. Было неприятно
смотреть на Павора. Павор слишком разгорячился, у него даже глаза
закосили. Это выпадало из образа, а говорил он, как все аденты
пропастей, лютую банальщину. Так и хотелось ему сказать: бросьте
срамиться, Павор, а лучше повернитесь-ка профилем и иронически
усмехнитесь.
- Это все, что Вы мне можете ответить? - Осведомился Павор.
- Я могу Вам еще посоветовать. Побольше иронии, Павор. Не го-
рячитесь так. Все равно Вы ничего не можете. А если бы и могли,
то не знали бы что. - Павор иронически усмехнулся.
- Я-то знаю, - сказал он.
- Ну-с?
- Есть только одно средство прекратить разложение...
- Знаем, знаем, - легкомысленно сказал Виктор. - Нарядить всех
дураков в золотые рубашки и пустить маршировать. Вся Европа у нас
под ногами. Было.
- Нет, - сказал Павор. - Это только отсрочка. А решение одно:
уничтожить массу.
- У вас сегодня прекрасное настроение, - сказал Виктор.
- Уничтожить девяносто процентов населения, - сказал Павор. -
Может быть, даже девяносто пять. Масса выполнила свое назначение
- она породила из своих недр цвет человечества, создавший цивили-
зацию. Теперь она мертва, как гнилой картофельный клубень, давший
жизнь новому кусту картофеля. А когда покойник начинает гнить,
его пора закапывать.
- Господи, - сказал Виктор. - И все это только потому, что у
Вас насморк и нет пропуска в лепрозорий? Или может быть, семейные
неурядицы?
- Не притворяйтесь дураком, - сказал Павор. - Почему Вы не хо-
тите задуматься над вещами, которые вам отлично известны? Из-за
чего извращают самые светлые идеи? Из-за тупости серой массы. Из-
за чего войны, хаос, безобразия? Из-за тупости серой массы, кото-
рая выдвигает правительства, ее достойные. Из-за чего золотой век
так же безнадежно далек от нас, как и во времена оного? Из-за ту-
пости, косности и невежества серой массы. В принципе, Гитлер был
прав, подсознательно прав, он чувствовал, что на Земле слишком
много лишнего. Но он был порожден серой массой и все испортил.
Глупо было затевать уничтожение по расовому признаку. И кроме то-
го, у него не было настоящих средств уничтожения.
- А по какому признаку собираетесь уничтожать Вы? - Спросил
Виктор.
- По признаку незаметности, - ответил Павор. - Если человек
сер, незаметен, значит, его надо уничтожить.
- А кто будет определять, заметный это человек или нет?
- Бросьте, это детали. Я Вам излагаю принцип, а кто, что и как
это детали.
- А чего это ради Вы связались с бургомистром? - Спросил Вик-
тор, которому Павор надоел.
- То есть?
- На кой черт Вам этот судебный процесс? Молчите, Павор! И
ведь всегда так с Вами, со сверхчеловеками. Собираетесь перепахи-
вать мир, меньше, чем на три миллиарда трупов не согласны, а тем
временем - то беспокоитесь о чинах, то от трипера лечитесь, то за
малую корысть помогаете сомнительным людям обделывать темные де-
лишки.
- Вы все-таки полегче, - сказал Павор. - Видно было, что он
сбесился. - Вы же сам пьяница и бездельник...
- Во всяком случае, я не затеваю дутых политических процессов,
не берусь переделывать мир.
- Да, - сказал Павор. - Вы даже на это не способны, Банев. Вы
всего-навсего богема, то-есть, короче говоря, подонок, дешевый
фразер и дерьмо. Вы сами не знаете, чего Вы хотите и делаете
только то, что хотят от Вас. Потокаете желаниям таких же подон-
ков, как Вы, и воображаете поэтому, что Вы потрясатель основ и
свободный художник. А вы просто поганый рифмач, из тех, которые
расписывают общественные сортиры.
- Все это правильно, - согласился Виктор. - Жалко только, что
Вы не сказали этого раньше. Понадобилось Вас обидеть, чтобы Вы
это сказали. Вот и получается, что Вы - гаденькая личность, Па-
вор. Всего лишь один из многих. И если будут уничтожать, то и Вас
уничтожат. По принципу незаметности: философствующий санитарный
инспектор? В печку его!
Интересно, как мы выглядим со стороны, подумал он. Павор отв-
ратителен... Ну и улыбочка! Что это с ним сегодня? А Квадрига
спит, что ему ссоры, серая масса и вся эта философия... А Голем
развалилися, как в театре, рюмочка в пальцах, рука за спинкой
кресла, ждет кто кому и чем врежет. Что-то Павор долго молчит...
Аргумент подбирает, что ли?
- Ну, хорошо, - сказал, наконец, Павор. - Поговорили и будет.
Улыбочка у него исчезла, глаза снова сделались как у штурбан-
фюрера. Он бросил на стол кредитку, допил коньяк и, не прощаясь,
ушел.
Виктор почувствовал приятное разочарование.
- Все-таки для писателя Вы отвратительно разбираетесь в людях,
- сказал Голем.
- Это не мое дело, - сказал Виктор легко. - Пусть в людях раз-
Скачать книгу [0.16 МБ]
Пирамида