главный шанс. Разве он не говорил тебе, что действительно стоящие вещи мы
совершаем только тогда, когда нам становится все равно?..
Говорил... А что теперь будет с ним самим?
Может быть, он догадается еще раз задуматься о любви и вспомнить для себя все
то, что говорил тебе. Мы не дали ему безвозвратно сорваться в пропасть
никчемной возвышенности, и, возможно, в какой-то миг ему станет по-настоящему
все равно. И он сможет, наконец, избавиться от последнего кумира - от
серьезного отношения к величию того Пути, по которому он, как ему кажется,
идет... Ведь на самом деле никакого Пути нет и не может быть. Говоря о Пути, о
продвижении вперед или назад, вверх или вниз, должно отдавать себе отчет в
фигуральности подобных выражений. Ибо существуют лишь невежество и знание, и
мост через пропасть, их разделяющую, есть искусство осознания - то, что
рассеивает тьму и образует Путь... Осознать то, что мы изначально знаем и
всеми силами стараемся забыть - вот и весь фокус...
Я и раньше слышал об ультимативной ловушке серьезного отношения к Пути. От
Фигнера...
Во сне...
Точно - во сне...
Но разве мог Фигнер быть Фигнером в твоем сне? Помнишь? В наших снах нет
никого, кроме нас самих...
В наших снах? Ты сказал: “Наших...” Но разве Ты когда-нибудь спишь? И видишь
сны?
Я бодрствую и сплю одновременно. Всегда. Все проявленное бытие - Мой
нескончаемый сон.
И Фигнер в том моем сне - это был Ты?
Это был ты сам... И потому, конечно же - Я... И Рыба Дхарма, и червяк - тоже
Я. Все - Я.
Хорошо, допустим, Мастер Чу избавится от кумира... Что тогда?
Он утратит надежду...
Надежду на что? Разве он еще на что-то надеется?
Я мог бы ответить на этот вопрос, но, поверь, это не имеет ровным счетом
никакого значения.
Однако именно тогда для него начнется самое интересное?..
Да. Но разве тебе есть до этого дело? Взгляни в себя - ты увидишь там
божественное “все равно”... И это касается отнюдь не только Мастера Чу и того,
что с ним творится... В любом случае ваши с ним дороги разошлись теперь
навсегда.
А ты?
Что - Я?
Ты не будешь больше его вести?
Я не могу его не вести, ведь он - это тоже Я. Так же, как и ты... Просто в
большей степени его будут вести другие. Которые тоже - Я... И потом, он всегда
может воспользоваться Моей Силой, ведь его воля и Моя Воля - одно и то же...
А моя?
И твоя... Чья угодно... Нужно только узнать и принять...
Тот старик на обочине лунной дороги был абсолютно безупречен. В нем не было
ничего лишнего. И в то же время он был настолько целостен и плотно заполнен
пустотой... Только Ты можешь быть настолько безупречным... Тот старик - это
был Ты... Я понял это сразу же, едва увидев его. Но я боялся в этом себе
признаться. Ведь это был Ты?..
Да.
Но почему в таком жутком виде?
Маскировка... Впрочем, у меня ведь масса обличий. Смотри.
Его лицо вдруг начало меняться. В течение нескольких мгновений передо мной
пронеслась феерическая галерея лиц и личин, их были тысячи и тысячи тысяч -
драконы и святые, жуткие рыла и ужасающие хари, благостные физиономии и мудрые
лики, суровые обличья великих воинов и добродушные жирные ряшки древних
даосов... Белые, черные, светлые, красные, желтые, синие, темные, золотые,
деревянные, железные, бронзовые... Чего только и кого только там не было!
Таким Я приходил в мир людей, таким они видели Меня, таким запомнили в разные
времена в разных народах... Но все это - маски, не более. И золотой воин,
которого видишь сейчас перед собой ты - тоже маска. Я знал, что она тебе
понравится. В конце концов этот Мой лик - только твое собственное отражение в
бесконечном зеркале безупречной Силы...
Но у Тебя есть собственное лицо?
Вместо ответа Он исчез, растворившись в пространстве. А может быть, это и был
Его ответ...
Я проснулся. Ярко светило солнце. У летчиков уже вовсю гудела паяльная лампа, на
которой они готовили себе еду.
Все вышло именно так, как говорил Мастер Чу. Непонятно зачем отправившись в тот
день прогуляться по берегу, я обнаружил труп погибшего аквалангиста - он лежал
на мелоководье среди камней километрах в трех южнее бухты. Я шел по самому
верхнему ярусу обрывов и сначала почувствовал тяжелый трупный запах, а затем,
присмотревшись, увидел и само тело.
Я спустился к нему и некоторое время молча стоял, разглядывая то, что еще
несколько дней назад было телом молодого, полного сил и надежд человека. Я ни о
чем не думал, но как-то очень остро ощутил, насколько непрочна и эфемерна нить,
связывающая нас с тем, что мы зовем жизнью, не слишком ясно отдавая себе отчет в
том, что же это в действительности такое. Пока я шел обратно в бухту, у меня в
уме все время крутились одни и те же строчки из песни:
Dust in the wind, all we are is dust in the wind...
“Пыль на ветру, мы все - лишь только пыль на ветру...” И разглагольствования
Мастера Чу о бессмертии казались мне чем-то таким же далеким, призрачным и
лишенным смысла, как воспоминания о прошлых жизнях - менее реальные, чем даже
видения, приходящие в самых глубоких из снов.
Возвратившись в бухту, я сказал о своей находке летчикам. Не говоря ни слова,
Петр сел в машину и укатил в город. Через несколько часов он вернулся в
сопровождении милицейского УАЗика, в котором прибыли следователь районной
прокуратуры и эксперт-криминалист. Я отвел их к тому месту, где в волнах прибоя
покачивался раздувшийся труп. Они молча осмотрели то, что оставалось от тела,
забрали с собой валявшийся на мелководье рядом с трупом пустой акваланг и
уехали.
На следующий день в бухте появилась моторка, из нее вышел следователь и попросил
меня пройти по берегу и постоять наверху над тем местом, где лежал труп,
поскольку с моря его видно не было.
Стоя на кромке обрыва, я видел, как парни из лодки обвязали серый расползающийся
труп длинной веревкой, пропустив ее у него подмышками, сдернули его с мелководья
и на буксире поволокли на юг - в сторону ближайшего пляжа. После того, как лодка
скрылась за выступом береговой линии, я неторопливо двинулся в сторону своей
бухты, все более явственно ощущая, что больше мне в этих местах делать нечего.
Пирамида