мешковины, — дают наглядное представление о её хищной природе. Я понимаю, что она
обычно изводит жертву тонкими порезами, из которых пьет и пьет кровь, пока не выпьет всю.
Я слышу её радость по поводу того, что меня хватит где-то на неделю. Она прямо-таки падает
на мой живот, бросается, чтобы вцепиться в него, но, видимо, недооценивает мою силу,
потому что в следующее мгновение я вижу её пронзенной в затылок какими-то вилами или
трезубцем, и я держу это орудие в правой руке.
Старуха сильно уменьшилась в размерах, и теперь это
нечто вроде куклы, которую сжигают славяне на
празднике прихода весны. Это чучело из мешковины,
согнутое пополам и нанизанное через голову и ноги на
пику, я держу над костром из опавших листьев. Много
дыма. Только сейчас я замечаю, что мне как-то
помогала победить старуху её маленькая спутница. Я не
знаю, как она это делала. Костер горит плохо и только с
моей стороны. Чучело тоже тлеет очень медленно, и его
нужно будет долго держать над огнем. Девочка
помогает мне держать пику, и когда она движется, я
замечаю, что трусики на — ней из такой же серо-
коричневой мешковины, что и чучело. Я понимаю, что
эта материя способна регенерироваться, и из маленькой
части может опять вырасти нечто, причиняющее
страдания, и что когда-нибудь это нечто опять
попытается подчинить себе волю девочки. Я не могу
сказать ей: «Загляни себе под юбку! Что ты носишь?
Выбрось эти трусы!» Мне кажется, что это её интимное
дело и её выбор.»
***
Наш класс — на экскурсии в каком-то здании на
окраине города. На входе нас встретили девушки в
белых халатах. Уже потом я вспомнила, что перед
зданием была какая-то охрана (тоже в халатах), которая,
кажется, никак на нас не отреагировала.
Для того чтобы попасть вглубь этого строения, нужно
было пройти, а практически — проползти, через проем
в специальном электронном пропускнике. На мой
взгляд, можно было пройти во весь рост, но
существовали какие-то токи, видимые только
служителям, под которыми мы должны были именно
проползти.
Я сделала несколько попыток. Девушка,
присматривающая за порядком на этом пункте,
помогала мне советами: «Повернись так! Может, голову
чуть вправо? Влево? Наклонись сильнее!» — но ничего
не получалось. Сначала я не могла втиснуть голову,
нужно было пригнуться пониже, потом у меня оказа-
лись слишком широкие плечи. Служители были
удивлены. Очень неохотно они позволили мне пройти
через свободный (служебный?) проход рядом. Немного
дальше вправо, а потом налево шел длинный коридор.
Группа пошла, влево, а я пошла прямо, и встретила
девушку в белом халате, низкого роста. Мы сели, и она
рассказала мне о том, чем занимаются в заведении и что
нам могут показать. Я думала о том, как здесь хорошо,
тихо, как покойно здесь учиться, и слушала её не очень
внимательно. Она говорила о конкретных элементах
магии, которыми они обладают и используют в своей
работе. «Ты не заметила? Пока мы разговаривали вот
здесь слева был золотистый свет», —сказала она.
Подразумевалось, что она сделала его, чтобы показать
нам, гостям, что мы этого не знаем и к этому
невнимательны. Я пересмотрела наш разговор с ней и
вспомнила, что это действительно было. Просто это
было «слово» не нашего (не тех людей, которые
пришли), языка, восприятия, поэтому я не обратила на
него внимания. К нам подошла и присоединилась к
разговору другая служительница. Она показала
некоторые магические действия. Сильнее всего я
запомнила её последние действия. Мы сидели на
корточках. Она положила руку на белый лист бумаги,
лежащий на полу. Когда она отняла руку, на листе
остались контуры подушечек её пальцев. Потом к листу
приложила руку вторая служительница. Она дольше
держала её на листе и когда отняла руку, оттиск её
ладони был гораздо четче первого оттиска. Мне
показалось, что это очень просто, хотя
подразумевалось, что я этого не умею. Я прижала
ладонь к листу, а так же совершила ещё какое-то
действие — другое дыхание, волевое усилие, что-то
ешё. На листе тоже остался отпечаток ладони и пальцев.
Служительницы изумленно молчали. Мы
рассматривали оттиски трех ладоней, и вдруг я увидела,
что отпечаток моей ладони отличается от их
отпечатков.
По линиям моей руки на листе пробегали алые, как кровь, волны. Отпечаток моей ладони
дышал. Я увидела, что следы их ладоней неподвижны. Пытаясь осознать увиденное, я спроси-
ла: «У вас нет сердца?» Я посмотрела на их лица. Их взгляды говорили о том, что я узнала то,
чего не должна была знать. Я мгновенно осознала, что мне нужно спасаться бегством. Я
переспросила: «Так у вас нет сердца?!» Я бросилась к выходу. Они закричали мне вслед: «Ты
не убежишь отсюда!». Внутренняя охрана не успела меня схватить, и я пробежала через сво-
бодный проход возле машины.
Внешняя охрана уже была поднята по тревоге, и
когда я пробегала мимо них, они начали стрелять. Они
стреляли какой-то жидкостью из медицинских
шприцов. Вся охрана была в белых халатах. Видимо я
потеряла сознание. Следующее, что я помню, это свое
присутствие в комнате, где находится группа с которой
я пришла. Я смотрю на них сверху. Им что-то расска-
зывает одна из служительниц. Ещё я вижу как по
коридору бежит парень из этой же группы, — он